Я бы узнал этот голос из тысячи.
Кили таращится на дверь. Ужас наполняет мой живот, прежде чем он опускается на пальцы ног в тошнотворном порыве.
— Это… — она хмурится, как будто не может поверить в то, что слышит.
Она вот-вот увидит меня в моем самом худшем состоянии. Кили ни за что не полюбит меня после этого. И я ни хрена не могу сделать, кроме как смотреть, как мне приходит конец.
— Да, — гребаный сукин сын. — Это мой отец.
Выругавшись, я отстраняюсь от Кили.
— Это будет ужасно. Иди в свою комнату и закрой дверь. Отец без предупреждения приехал из Сан-Диего, ничего хорошего ждать не стоит.
Она делает паузу, пока я жду, что она уйдет в спальню. В конце концов, отец уже показал, как мы обычно разговариваем. К моему удивлению, она качает головой.
— Я могу быть сильно зла на тебя сейчас, но тебе нужен друг.
Она права, и что-то мягкое снова дергается в моей груди, как будто тянется к ней. Я бы хотел, чтобы она держала меня за руку, пока папа, просто будучи самим собой, сводит меня с ума. Но моя потребность защитить Кили сильнее. Я уже догадываюсь, как пойдет ее общение с моим отцом, и хочу уберечь ее.
— Будет лучше, если вы так и не познакомитесь. Пожалуйста.
Я перебираю миллионы причин, почему ей стоит уйти, но отец снова начинает колотить в дверь. У меня нет времени рассказывать ей про наши с отцом сложные взаимоотношения. Они складывались десятилетиями, и, даже если она увидит каждый момент в реальном времени или поговорит с ним хоть десять секунд, все равно не сможет понять.
Кили выглядит так, словно собирается сопротивляться, и я беру ее за руки.
— Пожалуйста. Обещаю, я справлюсь. За всю жизнь я стал профессионалом в этом. Если он меня разозлит, я приду к тебе после. С отцом лучше говорить наедине. Если рядом будешь ты, он поведет себя как еще больший мудак. Иди.
Когда я подталкиваю ее к гостевой спальне, она немного упирается, но в конце концов кивает.
— Я здесь, если буду нужна тебе.
Я киваю ей, а затем, когда она благополучно укрылась в своей комнате, иду к входной двери. Страх роет дыру в моем желудке, пока я поворачиваю замок. Я не видел отца более трех лет. Черт, я почти не разговаривал с ним. Но он приехал из Сан-Диего под влиянием момента и настаивает на встрече со мной. Каждое мгновение, проведенное снаружи, раздражает его все больше.
Зная, что у меня больше нет времени, я распахиваю дверь и отступаю назад, чтобы впустить его. Черт, он постарел. До того, как он покинул Мауи, его волосы были тронуты сединой, теперь же они полностью серебристые, даже борода. Только начало февраля, а у него летний загар — видимо, отец продолжает ходить в солярий. Как и всегда, он держит себя в форме, но плечи слегка опущены, а подбородок уже не такой твердый, как раньше. Теперь он носит очки — слабость, которой, как я думал, он никогда не преклонится. В этом году ему исполнится шестьдесят два, так что, наверное, мне не стоит удивляться тому, что время изменило его. Он больше не кажется непобедимым. Когда я был ребенком, отец всегда был для меня больше, чем жизнь, и вдруг увидеть, как он превратился в старика, стало шоком.
— Привет, пап, — наконец выдавливаю я.
Он хмуро смотрит на меня — ничего нового — и врывается внутрь, волоча за собой огромный чемодан на колесиках. Его набитый портфель болтается в одной большой руке.
— Ты долго не открывал. Ты че, дрочил?
— Нет. Как будто тебя ебет. Добро пожаловать. Твой неожиданный визит как-то связан с маминым уходом?
— Твоя мать — неблагодарная сука, — фыркает он и плюхается на диван. — Я кормил, одевал и содержал ее тридцать пять лет. Я купил ей роскошный дом, возил ее в дорогущие путешествия по всему миру, дарил все дизайнерское. У нее было всего две обязанности. Две. Первая — устраивать хорошие вечеринки, но с этим она никогда не справлялась без повара. Вторая — дать мне красивую семью как с рождественских корпоративных открыток. Ты и Грифф были именно тем, что мне нужно, но она и тут облажалась, и залетела в третий раз.
Мне хочется добавить, что для зачатия нужны двое, но он явно думает, что ответственность за предохранение лежит исключительно на моей матери, даже не вспоминая о том, что он одновременно и инициатор секса, и тот, у кого есть сперма. Конченный.
Он ни капельки не изменился.
— Но ладно. Без разницы, — отец вскидывает руку в воздух. — Харлоу была милым ребенком. Ее блядская свадьба обойдется мне в целое состояние. Но Линда не смогла даже вырастить вас, детишки, пока я работал на износ. Постоянно требовала моего участия или того, чтобы я вас исправлял. Это же, блять, невыносимо сложно — сменить несколько подгузников и отвезти кого-нибудь на тренировку по футболу?
Отец с отвращением усмехается. Я не могу понять, почему я удивлен. Он никогда не скрывал, что не хочет иметь с нами ничего общего. Игра в примерного семьянина сделала ему хорошую репутацию, когда это дерьмо имело значение. И в своей работе он хорош. Даже великолепен. Это логично, учитывая, что он трудоголик. У него нет друзей, он не ценит свою семью. С каждым годом он становился все более циничным и озлобленным.