Больше не плачь, мой робот (СИ)

Симмонс слегка повернул голову, чтобы боковым взглядом охватить огромный, имеющий форму пули, объект, который располагался в середине мастерской и заполнял ее почти целиком. Этим объектом был корабль. Не морское судно, и не воздушное, а корабль, который был построен, чтобы пересечь пропасть между мирами.

Он был около пятидесяти футов в длину и меньше половины этого в диаметре. У него был гладкий серебристый корпус, испещренный, словно кожа веснушками, смотровыми окнами. Толстые обрубки крыльев выступали по бокам. В хвостовой части группа широких толстостенных реактивных турбин щетинилась как связка пушечных стволов. Это не был изящный, красивый корабль с лоснящимися боками, каким его изображают на картинках, где художество важнее науки. Этот выглядел крепким, выносливым и надежным, словно на самом деле сделает то, для чего был построен.

Глаза Симмонса заблестели, когда он взглянул на корабль. Ненасытным блеском алчности.

Для Симмонса этот корабль олицетворял собой богатство и престиж – и единственным, что стояло у него на пути, был пропавший мальчишка по имени Альфред. Оверленд не в счет. Оверленд – препятствие, которое легко обойти.

Если Альфред Оверленд появится до того, как старший Оверленд умрет, корабль достанется ему в наследство. Симмонс знал, будучи всего лишь старым ассистентом Оверленда, что не может ожидать больше, чем какие-то крохи с барского стола. Что, как он считал, несправедливо, учитывая тот факт, что он целых семь лет своей жизни посвятил тому, что помогал старому Оверленду построить корабль. Плевать на то, что он служил просто дополнительной парой рук и ног, и что только благодаря инженерному гению Оверленда стало возможным создание корабля.

Если, с другой стороны, Альфред появится после отцовской смерти, Симмонс сможет заявить права на космическое судно, построенное на партнерской основе. И тогда уже Альфреду достанутся крохи, а Симмонс получит огромное состояние и, более того, славу как соавтор изобретения первой успешной космической ракеты.

Гул автомобильного мотора прорезался сквозь ровный шум дождя. Симмонс снова повернулся к двери, вытянув шею так, чтобы краем глаза видеть дорогу.

Это был почтальон. Он просунул пачку писем в сельского типа почтовый ящик, поднял флаг и вернулся в свою машину. Она заурчала и загрохотала по дороге на север, ведущей в долину и к следующей ферме почти в двух милях отсюда.

В пронзительном голосе Оверленда прозвучало нетерпение:

– Это был почтальон, Тед?

– Да, – ответил Симмонс. – Он привез несколько писем. Пойду заберу их. – Тон его был дружески любезным. Он не соответствовал холодной враждебности, застывшей у него на лице.

– Давай, скорее, – сказал Оверленд. – Может, там новости об Альфреде.

Губы Симмонса скривились в злобной гримасе.

– Чертов старый дурень! – прорычал он себе под нос. – Будь он проклят вместе со своим Альфредом. – Симмонс знал, что его проклятья заглушил шум дождя, иначе поостерегся бы давать волю своей злости. У слепых острый слух.

Он быстро прошел к месту рядом со столом, где на вбитом в стену крючке висел дождевик. По-прежнему бодро надел его и нахлобучил бесформенную выцветшую шляпу на свои жидкие с проседью волосы. Он старался произвести впечатление человека, стремящегося доставить удовольствие, хорошего слуги, добросовестно относящегося к исполнению своих обязанностей. И знал, что он убедителен. Невидящие глаза Оверленда, изуродованные припухлым розовым шрамом, были устремлены в его сторону с тем же доверием, с которым собака наблюдает за своим хозяином.

– Я сейчас вернусь, – сказал Симмонс.

Оверленд быстро кивнул своей всклокоченной головой.

– Хорошо, Тед.

Симмонс вышел из мастерской и зашагал по дорожке, которая шла с боковой стороны коттеджа. По ней он дошел до почтового ящика, ненадежно прилаженного к столбу на границе дороги. Дождевые капли ощущались как холодные слезы у него на лице.

Симмонс повертел головой, метнув острые косые взгляды по сторонам, словно было крайне важно не упустить ничего в его окружении. Впрочем, упускать было особенно нечего. Был только коттедж, грязный, обшарпанный и усталый; он мокнул под дождем и как будто ежился в своем неприглядном одеянии из серых покоробленных досок, как бездомная больная старуха, дрожащая в рваном пальтишке. Прямо напротив, ярдах в тридцати, находилась мастерская. Когда-то это был амбар. Оверленд превратил его в механический цех. Это стоило уйму денег, но у Оверленда – когда он начинал строить корабль, по крайней мере – было много денег. Он сделал небольшое состояние как конструктор космической ракеты.

Коттедж и механический цех располагались в центре неглубокой долины, образуемой низкими холмами. Долина раньше была большой фермой, но во владении Оверленда земля заросла сорняками, травой и деревьями. Деревья уже прикрылись весенним бельишком, но в пышный летний наряд еще не облачились.

В почтовом ящике оказалось два письма, оба адресованы Симмонсу. Ему не терпелось прочесть их, но с этим придется подождать. По правилам игры, в которую он играл, эти письма были не для него.