Больше не приходи

Отец давил краски на палитру, его глаза быстро перебегали с лоснящихся атласных складок на холст. Чувствовалось в нем пополам недовольство и нетерпение. Теперь к нему не подходи! Но Егор решил не отступать, очень уж хотелось успеть на обратный пятичасовой поезд.

— Папа, есть разговор, — начал он, приготовился к трудному и внутренне сжался в твердый неживой комок.

— Ну? — Кузнецов даже не обернулся, скреб мастихином по палитре.

— Пап, это серьезно. Очень. Надо бы один на один.

Инна, не отрывая глаз от книги, встала, но Кузнецов тихо и зло ее остановил:

— Инна, сядь. Сейчас начнем.

— Это очень важно, папа, — прогудел Егор, нажимая на “очень”.

— Для кого?

— Для меня.

Кузнецов медленно повернулся. Глаза у него были чужие, глядели уже издалека, из неоконченной этой картины.

— Я ра-бо-та-ю. Ты что, забыл? Не мешать! Знаю твои важности. Чего детке хочется? Новых штанов? Самолет? Вояж в Монте-Карло?

И тихо закончил:

— Вон пошел.

Егор побледнел, даже вперед было дернулся, но потом круто развернулся к двери. Хотелось уйти твердо и презрительно, но получилось мимо. Он больно стукнулся плечом о косяк, и почувствовал спокойный провожающий взгляд Инны. Все как всегда.

Он уже низвергался по ступенькам, когда из глубины мастерской отец громко позвал:

— Егор!

— Да, — он с надеждой замер.

— Позови там ребят, пусть поднимаются. Сейчас начнем.

Ребята и сами слышали зов, торопились наверх. Пока они ставили этюдники, Кузнецов уже что-то трогал на своем холсте, соскребал негодное, разонравившееся. Двери и окна были раскрыты, вздувались и опадали штопаные тюлевые занавески, очень уютные и домашние. Утро Кузнецова снова начиналось радостно, работой.

По реке близился ровный, смирный гул хорошего мотора. Инна встала и высунулась в окошко. Внизу Валька, нежно-розовая в дико-розовом купальнике, полола свои грядки, но распрямилась, когда из-за поворота реки выскочила щегольская моторка, сделала широкий лихой круг и причалила к мосткам.

— Инна, — властно потребовал Кузнецов. Валерик и Настя были готовы. Инна вернулась, стала укладывать на венском стуле белую тряпочку, чтоб не кусали щели, и прислушивалась к голосам на берегу. Потом все-таки не выдержала и снова выглянула.

— Игорь, там Семенов приехал.

— Ну и что, — пробурчал Кузнецов, уже меся на палитре голубую в белилах.

— Надо бы выйти.

— Ну его к черту.

— Нельзя. Он же столько покупает. Дал денег на каталог. Это не первый встречный, не забывай. Не проситель. Это, как ни глупо звучит, меценат. Твой, — тихо увещевала Инна.

Кузнецов кривился и скалился, но не сводил глаз с атласа и белых букетов.

— Игорь, ты собираешься на Биеннале?

Этот вопрос произвел должное впечатление. Кузнецов набрал в легкие воздуху, набычился, швырнул наконец кисть и вытер руки грязной тряпкой.

— Черт бы его побрал! Принесла нелегкая! Не дают работать!

— Только на минутку, — утешила Инна.

6. Золото на серебре

На последнем марше лестницы Кузнецов заставил себя осклабиться и дополнительно вытер о живот правую руку:

— Наконец-то, Владимир Олегович!

Во дворе на лужайке все ожило: сновали какие-то крепкие молодые люди, таскали в дом из моторки пакеты. Валька в розовом и с тяпкой в руках откровенно глазела на происходящее, Егор топтался тут же. И все это потому, что прибыл важный гость — банкир и меценат Семенов. Важный гость был скромным молодым человеком в серенькой легкой рубашке (судя по невзрачности, от дорогого дизайнера) и сереньких же коротких штанах. Он тихо улыбался:

— Да, Игорь Сергеевич, вот выбрался посмотреть на ваши чудеса. Столько слышал, но, признаться, не ожидал, что такая красота!

Крепкие молодые люди как раз проносили мимо спиннинг и еще что-то рыболовное.

— Вот, порыбачить еще хочу, — объяснил Семенов.

— Пожалуйста, пожалуйста, вам Егор места покажет.

Егор, улыбаясь, подступил сбоку к Семенову. Тот и ему потряс руку.:

— Как, мой проворный партнер по теннису еще и рыболов? Славно, славно.

Общее оживление было деланное, но приятное.

— Добро пожаловать в мои владения. У меня все просто. А этот крепостной балет с вами будет? — Кузнецов провожал глазами трудолюбивых молодых людей.

Семенов расхохотался:

— Да нет, я их домой отправлю, хотя сознáюсь, Слепцов возражает, это мой начальник охраны. Что тут может произойти? Да и не знает никто, что я здесь. Вот пусть провизию выгрузят и едут. Я ваши порядки знаю!

— Ради Бога, ради Бога. Порядки простые! У меня всегда гости, сегодня вот приехали Максим и Настя, студенты-художники. А вот Валерия, — Кузнецов взял за руку розовую Вальку. — И Инна!

Инна кивнула сверху. Она стояла в дверях, обдуваемая ветром. Тюлевая занавеска то надувалась вокруг нее парусом, то вдруг приникала, будто желала, но не могла ее обнять. Кузнецову адски захотелось работать, и одна его нога без спросу, повинуясь только глубинным желаниям хозяина, поднялась на одну ступеньку вверх. Сколько можно тут расшаркиваться!

— Вам ничего не нужно в город передать? Мои ребята сейчас едут, — любезно предложил Семенов.

— Нет-нет, — отказался Кузнецов. — Я тут зарылся основательно. Работа! Хорошо бы до осени.