Больше не приходи

Читать детективы Самоваров любил всегда, и стать мечтал, когда вырастет, только сыщиком. А со Стасом подружился в школе милиции. Вообще-то у них получилась мушкетерская компания — третьим был Влад Рыщук, веселый лживый бабник; он теперь в Челябинске, тоже в уголовке. Учился Самоваров с жаром, который ничуть не ослабел, когда при ближайшем рассмотрении упоительная и опасная работа ловца злодеев оказалось сильно перегруженной бумагописанием и канцелярской волокитой. Учение — точно, свет, и к выпуску иллюзий стало значительно меньше, но все же, все же остатки романтических туманов все еще клубились в буйной голове Николая. Следовательно, не было недостатка в энтузиазме. К тому же все это происходило в живописное время всеобщей эйфории, кооперативных палаток, «Амаретто» и ламбады. Проституток звали, например, не иначе как путанами, которых-де довел до панели изолгавшийся Ленинский комсомол, а по природе своей они, конечно же, бесконечно милые, чистые душою феи. Самым модным словом сделалось слово «мафия». Она мерещилась всюду, манила леденящей душу тайной; в мозгах путались Марлон Брандо, Брюс Ли, раздающий ногами пощечины, и дочка Брежнева (или Георгадзе?) в ванне с шампанским. Пошли тогда и первые находки отрезанных голов в полиэтиленовых пакетах, и первые разборки в низкорослых пригородных рощах (только очевидцы знали, насколько отвратительно то и другое, обыватель блеял от идиотского любопытства). Самоваров со Стасом были на хорошем счету у Слепцова. Им и везло. Они успешно раскрутили хищение карбида кальция из химкабинета средней школы № 8; ограбление гражданина Козлова малолетним племянником; вымогательство, сопряженное с избиением председателя кооператива «Восточные сладости» Сулейменова Е.К. Вершинным их достижением стало раскрытие по горячим следам убийства (колуном по лбу, прямо в стиле Раскольникова) Зуевой И.К. сожительницы пенсионера Харлампиева М.М., ее бывшим сожителем Кимом О.Е. Все это была грубая, банальная бытовщина, пьянь, дурь, рвань, способствовавшая закладке сегодняшнего мировоззрения железного Стаса. Было бы странно, если бы оно в итоге оказалось иным. Самоваров же тосковал, когда слышал привычную тогда ночную перестрелку: где-то рвалось с цепи и впивалось в жизнь большое Зло, а ему приходилось возиться со всякой ерундой.

Тот последний перед его первым отпуском вечер выдался сырым, прохладным, пах мертвой листвой. Но Самоваров был молод, удачлив, его любила красивая девушка Наташа. Такому ничто не могло испортить настроения.

На Нижнем рынке засветло началась какая-то большая драка. Туда выехало практически все отделение. Самоваров, уже получивший отпускные и сдавший пистолет, с крыльца увидел, как в машину садится Генка Самойлов, задолжавший ему четвертак. Будто не мог он уйти в отпуск без этих дурацких двадцати пяти рублей! Самоваров влез в ту роковую машину, рассудив, что от рынка как раз недалеко до его дома. Дрались, как оказалось, быки ныне покойных Рытого и Коти (да и те, что тогда дрались, сегодня через одного, должно быть, жарятся на адских сковородках). Сцепились из-за сущей ерунды, чуть ли не из-за палатки минеральных вод. Но бандитский принцип дороже денег. Котины стреляли. Они всегда стреляли, причем расчет был, как правило, не уложить противника, а пугнуть. Когда прямо в гущу дерущихся въехал желто-синий «уазик», они бросились врассыпную. И Самоваров вместо того, чтобы пойти домой или ждать Генку с проклятущим четвертным в машине, тоже глупо погнался за каким-то низкорослым и рыжеголовым идиотом. Это рыжее, недочеловечье, будто гномье лицо он и сегодня видел перед собой, стоило вспомнить тот вечер. Лицо и растопыренные широкие плечи под желтой кожаной курткой.

Зачем он бежал за рыжим мерзавцем так упорно по пустым дворам, по разбитым скользким тротуарам, по засыпанному листвой скверу? Затем, что чувствовал: рыжий не петляет, рыжий перепуган и бежит к норе. Тут героический мент Самоваров и настигнет врага в его логове! Героический мент легко (сколько перебегано в детстве!) мчался по крыше сарая безбоязненно — раз по крыше рыжий пробежал, значит, сарай и его выдержит! Двухэтажные кривенькие дома, трансформаторная будка, жидкие клёники. Кажется, улица Серафимовича. Здесь, что ли, логово?

Стреляли снизу. Он был на крыше, уже один среди увядших небес (куда девался рыжий? и как долго стреляют!) Очередь «калашникова» прострочила его наискосок — от левого бедра до правого плеча. Врачи говорили потом, что если бы очередь двигалась не слева направо, а наоборот, справа налево, четвертая пуля пришлась бы прямо в сердце. Повезло.