— Что за похоронное настроение? — вдруг, словно очнувшись, произнесла Эмма, поднимаясь с кресла и оглядывая присутствующих слегка насмешливым взглядом. — Даже если коллекция Валентины сгорела, не стоит отчаиваться… Я уже говорила Борису, что готова вложить деньги в ателье или что-нибудь в этом роде и дать возможность Валентине проявить свой талант… Вы называли имя Фабиан; если этот человек из Парижа, то рано или поздно он вернется сюда, и я организую вам встречу… Выше нос! Вы, Валечка, еще так молоды, полны сил, вы еще все успеете, тем более что мы вам поможем… Я понимаю, конечно, как тяжело вам сейчас, но если все сложится хорошо, вы не спеша создадите другую коллекцию, может, еще более блестящую… Честное слово, не стоит отчаиваться… Я начну искать ателье для вас уже завтра, стоит только поднять трубку, как через час ко мне приедет представитель агентства по недвижимости, и мы поедем с вами выбирать…
Валентине казалось, что она спит и видит сон.
Когда же Эмма Латинская объявила, что ее поездка в Цюрих была связана с открытием счета на имя своего мужа, Бориса Захарова, и покупкой там дома, разволновался и сам Борис. Глядя то на Бланш, то на Эмму, он не мог взять в толк, за что ему свалилось такое счастье.
— Я так стара, Борис, — говорила между тем благодетельница, — у меня много денег и нет семьи, о которой мечтает каждый нормальный человек… Уж не знаю, почему я выбрала именно тебя, но ведь выбрала… А твоя Бланш оказалась настолько умна, что не стала препятствовать тебе… Я — русская, ты — русский… Мне захотелось каждый день слышать в своем доме русскую речь и, возможно, детские голоса… Да, это блажь, каприз, попытка реанимировать в этом доме русское начало… Прекрасно, что у тебя есть такая красивая и совсем молодая дочь, которой я могу еще чем-то помочь… Я прожила долгую и счастливую жизнь, но мне бы не хотелось до самой смерти только и делать, что смотреть в окно и ограничиваться обществом Пат… А рядом с вами я еще поживу, порадуюсь за вас… Вот и вся тайна моего решения выйти за тебя замуж…
Бланш, слушая Эмму, подумала, что это, конечно, маразм, но маразм «созидательный», и даже улыбнулась старухе.
Валентина же, с трудом осознавая происходящее, смотрела на Эмму, закутанную в красную шаль, пытаясь представить ее молодой…
«А может, папа похож на ее первую любовь?» — подумала она, улыбнувшись этой мысли.
Когда все заснули, в дверь спальни Валентины постучали.
— Кто это? — спросила она сквозь сон.
— Валя, это я, твой папа…
Она поднялась и впустила Бориса. Он был в пижаме и войлочных туфлях: смешной и домашний.
— К тебе пришли…
— Ко мне? Кто?
— Один человек…
— Папа, по-моему, ты слишком много выпил: у меня нет в Париже знакомых…
— Есть… Это я сообщил ему адрес, и теперь он ждет тебя внизу… Пат открыла ему ворота…
— Скажи сначала, кто это?
— Не могу… Я дал слово. Ты должна его увидеть…
Валентина, накинув халат, выбежала из спальни: только одного человека она хотела видеть всегда.
— Игорь! — крикнула она уже на лестнице. — Это ты?
Подхватив Валю на руки, Невский прижал ее к себе.
— Валентина!
Он целовал ее щеки, глаза, крепко стиснув в своих объятиях.
Наконец она отстранилась от него, взяв за руку, привела в спальню, чтобы никто не помешал их разговору.
— Слушай, Игорь, почему ты не спустился тогда ко мне? Я прождала тебя целых три часа?! — Валентина казалась разъяренной.
— Потом все объясню…
— Ну уж нет, объясни сейчас…
— Анна заперла меня в квартире, она врезала новые замки… Я потом тебе расскажу все подробно, а сначала я хотел бы передать тебе кое-что… — Игорь достал из кармана плаща большой конверт и протянул его Валентине.
— Что это? От кого?
— Прочитай и узнаешь…
Из конверта выпало несколько снимков, при виде которых Валентина покраснела.
— Что это такое? Кто меня снимал?
— Успокойся, это Саша Родиков… А на словах он просил передать тебе, что у него таких фотографий целая коллекция и что он почти влюблен в тебя… Бывает же такое…
Она облегченно вздохнула, но, вспомнив про
— А вся моя коллекция сгорела… Ее сожгла твоя жена… Она сама сказала мне об этом по телефону…
— Она и мне рассказала…
— Ты виделся с ней?