Больше света, полиция!

— Я очень доволен вами, Кэти. Вы прекрасно вписались в нашу систему. Как вы сами чувствуете себя на работе?

— Благодарю вас. Очень стараюсь быть полезной.

— У вас это получается. Я часто думаю о персонале нашего хосписа, это едва ли не главная моя забота, и радуюсь, что к нам приходит настоящая молодежь, как вы, Кэти. Это помогает мне делать то, к чему мы здесь призваны. Когда от нас, увы, уходит очередной пациент, я чувствую одно и то же. Уходит не человек, а жизнь. Мир становится на одну жизнь короче. И он обязательно должен быть восполнен. Вами, молодыми людьми.

— Я всегда чувствовала такую ответственность, доктор, с самого детства.

— Вы очень правильно устроены, Кэти. Как ваш пациент?

— Он уже третий день жалуется на ухудшение состояния, но держится очень бодро.

— Да, я знаю об этом. Он очень мужественный человек. Сегодня вечером вы сделаете ему первую фатальную инъекцию, завтра — вторую.

— Уже сегодня?

— Да. В семь вечера. Вас что-то смущает?

— Нет, ничего. Я полагала, что это еще не скоро.

— Болезнь прогрессирует слишком быстро. А его бодрый дух мы можем расценивать лишь как сохранившуюся волю. Способность удержать себя от паники и деморализации. Вот этой последней стадии мы как раз и не имеем права допустить. А воля не бесконечна, Кэти.

— Конечно, я понимаю.

Доктор Митчелл попрощался с ней, снова одним движением головы, и Кэти отправилась к себе.

Значит сегодня. Семичасовой укол… Она не думала, что это произойдет так быстро.

Собственно говоря, она вообще об этом не думала. Потому что прикрепленная сестра не имеет права себе такое позволять. Она обязана полностью контролировать свое сознание. Тогда, почему она не делает это сейчас? Почему она об этом думает?

* * *

— Неплохо бы пойти чего-нибудь пожевать, патрон.

— Не рано, Макс?

— А мы не будем слишком наедаться. Чтобы потом можно было пойти и пожевать еще.

— Нет уж, второй, третий и четвертый раз ты это сделаешь без меня.

Они вышли из кабинета и сразу же в коридоре нарвались на начальника управления.

— Провели первый допрос Роббинса, — доложил лейтенант. — Он взял тайм-аут — подумать.

— Вы полагаете, сегодня от него можно что-нибудь ожидать?

— Почти не сомневаюсь. Во всяком случае мы не дадим ему надолго расслабиться. Через час он снова будет в моем кабинете.

— Рассчитываете, что сознается?

— В чем-нибудь непременно сознается. Он парень с головой.

Они спустились по лестнице в столовую.

— Вы что, патрон, уже поняли, во что он с нами будет играть? Лично моя интуиция почему-то молчит.

— Ждет питания, наверно… Ну сколько ты еще собираешься положить себе салата? Хочешь все управление объесть?

— Зато я возьму совсем немного соуса ко второму. Думаете, Роббинс закроется от убийства чем-нибудь другим?

— В рапорте от взявших его на юге коллег сказано, что он летел с двумя пересадками. Нужно проверить, не было ли у него возможности добраться до места назначения по более короткому маршруту. Займись сразу, как только все это съешь.

Через полтора часа лейтенант приказал привести задержанного. Макс уже занял свое прежнее место.

— Ну как, — обратился Блейк к Роббинсу, едва тот успел сесть напротив, — собрал мозги в кучку?

На лице последнего промелькнуло что-то отдаленно похожее на улыбку.

— А трудную вы мне задали задачку, начальник. Другого бы кого на мое место.

— Другого, как видишь, нет.

Роббинс поежился.

— Я плохо разбираюсь в ваших законах, начальник. Вот если, к примеру, я б что-то и забрал из дома Крайтона, — он осторожно взглянул на Блейка, — по вашим словам выходит, сознайся я в этом, мне все равно будет хуже. Пришьете тогда убийство окончательно?

— А ты не убивал?

— Да сдохнуть мне на этом месте!

— Видишь, Джонни, выхода у тебя нет другого, как правду говорить. Будешь отнекиваться, пришьем тебе это дело обязательно! А скажешь правду, попробуем помочь. Если мы почувствуем, что ты не обманываешь, значит настоящий преступник на свободе, и мы должны его искать.

Роббинс набрал воздух в легкие и с шумом выдохнул.

— Влип я действительно… да трудно было удержаться! А какая мне пойдет статья, если я укажу, где припрятал ценности, а вы найдете настоящего убийцу?

— Получишь условно год-полтора, — ответил из-за спины Макс. — Вот здесь как раз адвокатам будет легко убедить суд, что ты действовал сгоряча. Тем более, что добровольно потом во всем сознался.

Роббинс недоверчиво посмотрел на лейтенанта.

— Он правду говорит?

— Правду. Срок у тебя был единственный, и очень давний. А в этом эпизоде ты действовал импульсивно и сам потом одумался.

— Видит бог, так оно и было!

— Ну вот и не тяни из себя душу, давай, рассказывай.

Лейтенант посмотрел на часы. Было без четверти три.