Больше света, полиция!

Теперь уже несколько дней, у нее второй пациент. Молодой совсем, тридцати четырех лет. Очень красивый. Мог бы играть в приключенческих фильмах хороших героев, а оказался здесь, с белокровием крайней степени. И такие необычные манеры… он два раза ее сильно рассмешил, хотя и в обычной жизни с ней это редко бывает. Господи, как несчастны должны быть его родители, если они есть, и как слаба еще мировая медицина.

Кэти обязательно сделает что-нибудь для таких как он! Обязательно сделает, только надо всю жизнь работать и учиться.

Странно, что этот человек при первой же их встрече угадал, что должность медсестры только промежуточный этап в ее жизни. Он даже сказал ей: «Это видно, что вы способны на большее». Такие приятные для нее слова. А потом спросил, почему она хочет стать именно врачом? «Потому что люди не должны мучиться», — ответила Кэти. «Вы думаете, что медицина может победить страдания?». — «Не страдания, а мучения. И обязательно победит». Ей показалось, что-то мелькнуло в его умных глазах.

* * *

Лейтенант с утра прежде всего заглянул в дежурную часть и сразу получил наиприятнейшее известие! Роббинса задержали прошлым вечером, прямо в аэропорту, на юге, за три тысячи миль отсюда. И отправили первым же рейсом назад. Самолет скоро прибудет. Дежурная машина уже пошла за ним в аэропорт.

Макс довольно потирал руки:

— Люблю я, патрон, когда вы допрашиваете всякую сволочь. Ей-богу! Я уже по этому делу соскучился.

— Погоди радоваться, присядь.

Блейк извлек из нагрудного кармана листок бумаги.

— Ты ведь, наверно, не просмотрел вчера список?

— Какой?

— Пациентов хосписа.

— Нет, честно говоря.

— Ну вот, а там всего семнадцать фамилий. И одна мне показалась очень знакомой.

— Какая?

Блейк ткнул пальцем в середину списка:

— Нордау. Генри Нордау. Ничего тебе не говорит?… Ну потрогай волосы, потрогай.

— Спасибо, патрон, теперь говорит. Убийство известной пианистки, месяца полтора назад? Поблизости от нас?

— Да, у наших соседей.

— Э… ну и что?

— Свяжись-ка с их полицейским управлением, справься о родственных связях.

— Ладно, все равно, пока этого Роббинса не привезли, делать нечего.

— И еще. Вот список торговых точек, куда в то утро завозил товары второй работник Крайтона. Узнай, действительно ли он там везде побывал?

Блейк на всякий случай позвонил шефу и спросил, не хочет ли тот лично присутствовать при допросе Роббинса.

«Нет, лейтенант. Начальство не должно в эти дела мешаться. Но потом, пожалуйста, доложите мне о результатах».

«Правильно понимает, — с удовлетворением подумал Блейк. — Сколько же было лет покойной дочери этого бедняги? Едва ли и двадцать. И этому Нордау, кто бы он там ни был, тридцать четыре года всего. Мрет молодежь, а раньше такого не наблюдалось».

Он проверил магнитофон для будущего допроса и поставил его на нужный режим.

Еще минут через десять появился Макс.

— Прозвонил, патрон.

— И что?

— Работник Крайтона побывал во всех указанных в списке точках. Он вне подозрений. А что касается этого Нордау, у убитой пианистки действительно сын с таким именем. Возможно, это он. Но тамошняя полиция ничего не знает про хоспис, обещали уточнить… А! — Макс посмотрел в окно. — Привезли кого-то в наручниках. Похоже, это наш Роббинс. — Он наклонился к стеклу, присматриваясь: — Довольно противная рожа, патрон!

Макс сказал правду.

Наверное, на том, что Джон Роббинс имел приветливую симпатичную внешность, не стала бы настаивать и его собственная мамаша.

Маленькие злые глазенки стрельнули в Блейка из-под жидкой черной челки, прилипшей к узкому лбу. Нос, как у неудачливых боксеров, с пробитой внутрь перегородкой и широкими расходящимися ноздрями, и тонкогубый полуоткрытый рот с выпирающими по бокам скулами. Вся это композиция помещалась на довольно тщедушном теле с длинными обросшими волосами руками.

Роббинс дышал ртом, коротко и часто.

— Я требую адвоката, — не успев еще сесть в кресло, отрывисто проговорил он. — За что вы меня задержали?

— Адвоката ты можешь требовать только после того, как будет предъявлено обвинение. И задержали мы тебя как раз для этого.

Блейк сидел напротив, а Макс, как всегда, сбоку сзади.

— Назови свое имя, возраст, если была судимость, — когда и за что?

— Роббинс, Джон, сорок два года. Одна судимость за уличное ограбление. Восемнадцать лет назад. Больше к суду не привлекался. Что вам еще от меня нужно?

— Не так резко, Джонни, не торопи полицию. Ты наверно хочешь, чтобы мы сняли наручники? Хочешь или не хочешь?

— Снимите.

— Ну вот, располагайся поудобней в кресле. Кофе я тебе не предлагаю, но если желаешь воды…

Задержаный отрицательно мотнул головой.

— Ладно, тогда скажи, чего это ты вдруг пустился бежать из города? Напугал кто-нибудь?

— Шутите, начальник? Кого мне пугаться?

— Ну так, чего ж ты?

— Просто сел в самолет, я что, не гражданин, не имею права?

— Ой, Джонни, вот этого не надо. Ты что ли хочешь, чтоб я прочел тебе декларацию прав граждан США? Где у нас декларация, Макс?

— В соседнем кабинете, патрон, ее как раз читают угонщику автомобиля.

Блейк огорченно развел руками: