Балезин неторопливо поднимался по лестнице. Вспомнил, как они с Ольгой по этой же лестнице поднимались вверх в тёмный осенний вечер. Ольга крепко, двумя руками держала его за локоть, а он, чтобы отвести её испуг, с усмешкой повторял, что здесь не грабят. Скоро, скоро он будет дома… До конца лестницы оставалось несколько ступенек. Неожиданно вверху, в световом проёме, возник тёмный силуэт. Балезин замедлил шаг, напряг зрение, но лица разглядеть не смог. Повернуться и уйти назад? Не хватало ещё какой-нибудь провокации в последние дни его пребывания…
Ступени сокращались. Человек, стоящий наверху, слегка сместился в сторону, но из поля зрения не исчез. И только когда Алексей поднялся на предпоследнюю ступень, он понял, кто его поджидал.
— Здравствуйте, господин Балезин.
Алексей смерил взглядом Лоренца, на лице которого обозначилась усмешка человека, демонстрирующего своё превосходство. Строгий чёрный костюм напоминал их встречу в кофейне.
— Извините, но вы ошиблись, — так же по-русски ответил Балезин, затем повернулся и пошёл прочь.
Лоренц не ожидал такого ответа; единственное, что ему оставалось, так это двинуться вслед за несостоявшимся собеседником.
— Подождите, Балезин, это же глупо…
Если раньше, в 1916-м Лоренц по-русски говорил чисто, то сейчас в его голосе чувствовался небольшой акцент.
— Ещё раз повторяю: вы ошиблись, — Алексей, не сбавляя шаг, лишь слегка повернул голову. — Я Санников Николай Петрович, если вам так угодно.
— В таком случае я Вольфганг Амадей Моцарт.
— Я вам желаю успехов на музыкальном поприще.
Лоренц, поняв, что разговор не состоится, почувствовал, что начинает нервничать.
— Да кончайте вы комедию! У меня к вам важный разговор.
Балезин остановился. Пригляделся. Усмешка сошла с лица Лоренца, и Алексей про себя отметил, что сейчас, много лет спустя, круглолицый курносый Лоренц больше похож на русского, чем тогда в молодости, в 1916-м.
— Послушайте, я гражданин Советского Союза и с эмигрантами не общаюсь.
Балезин повернулся и пошёл, ускоряя шаг. Лоренц остался на месте. Всё не так, не так… Он надеялся, что пригласит своего русского коллегу посидеть в каком-нибудь ночном ресторане, где и состоялся бы их разговор. Представитель любой крупной разведки мира не отказал бы себе в этом: мало ли что можно услышать от достойного противника. Но советский человек вёл себя иначе. «Похоже, он ужился с большевиками», — решил Лоренц.
Балезин удалился уже на несколько метров, и Лоренцу ничего не оставалось, как пустить в ход последний аргумент:
— Через три дня война!
Лоренц видел, как удаляющийся от него человек при этих словах замер на месте. Он тотчас подошёл к Балезину и продолжил:
— Двадцать второго июня в три ноль-пять по среднеевропейскому времени наши самолёты пересекут вашу границу. Затем в бой вступят сухопутные войска.
Услышанное походило на какой-то колдовской гипноз. Алексей стоял и напряжённо смотрел на подошедшего Лоренца. Тот уже завладел инициативой:
— Я понимаю, Балезин, ваше смятение. Возможно, будь я на вашем месте, я вёл бы себя так же и в данный момент задавал бы мысленно вопрос: в честь чего это он решил выдать государственную тайну? Поясняю: я социал-демократ. Наша партия разгромлена. Поэтому я должен как-то ответить тем, кто запрятал моих товарищей в концлагеря. И ещё: я противник войны Германии с Россией.
Алексей по-прежнему стоял неподвижно, не произнося ни слова, а Лоренц продолжал:
— Вы прекрасно знаете, кто я, чем я занимаюсь и что в такие игры я просто так играть не буду. А поэтому, если мои сведения подтвердятся и вы пожелаете продолжить наш разговор, бросьте в почтовый ящик открытку, что в этом конверте. Я вас найду.
Он положил конверт на ближайшую скамейку и, прежде чем удалиться, загадочно произнёс:
— Думаю, мы с вами ещё увидимся.
Алексей Балезин смотрел ему вслед. Гипноз стал постепенно отходить. Он сделал шаг к скамейке, наклонился и взял конверт с открыткой. Подержал в руках, как бы не веря в происходящее. Потом спрятал во внутренний карман пиджака. Срочно, снова срочно надо видеть Макарова!
Виквик слушал внимательно, хмурился и жадно курил. Когда Алексей закончил рассказ о его встрече с Лоренцом, на несколько минут наступило молчание.
— Ты сам-то ему веришь? — подал голос Макаров.
Балезин пожал плечами:
— То, что он социал-демократ, похоже, блеф. А вот насчёт нападения… — Алексей до шёпота понизил голос, — … может быть и правда.
— Это почему?
— Впечатление такое, что он ищет с нами контакты. Причина? Не готов сказать. А раз ищет, главная информация не должна быть блефом.
— Значит? — Виквик напрягся, глядя в упор на Балезина. Через три дня?..
— Теперь уже через два.
Опять воцарилось молчание. И снова первым заговорил Макаров:
— Ну и удружил ты мне, — буркнул он, вставляя в рот новую сигарету.
— В смысле?
— Да ты понимаешь или нет, что я обязан немедленно сообщить в Центр?!
— И в чём же дело?
Виквик взмахнул руками и ненароком выплюнул незажжённую сигарету, как с ним часто случалось, когда нервы были на взводе.