Больше жизни, Хлоя Браун!

Хлоя действительно настаивала.

А потом наконец показалась Джиджи и растолкала всех в стороны, пока ее лицо не стало занимать почти весь экран. Джиджи до сих пор не понимала всех нюансов видеозвонков, так что любила убеждаться, что ее видно во всем ее великолепии. Она просияла и приподняла извивающегося и сопротивляющегося Клякса.

Да, Клякс был с ними. Когда Хлоя и Рэд переехали в дом, где разрешалось заводить животных, Энни преподнесла им на новоселье самый желанный подарок.

– Дорогая, – промурлыкала Джиджи, – ты наслаждаешься жизньюна полную?

– Возможно, – ответила Хлоя со сдержанной улыбкой.

За экраном, там, где ее семья не могла этого увидеть, рука Рэда в перчатке сжала ее руку.

– Клякс уже по тебе скучает. Правда, Клякс?

Морда Клякса выражала в лучшем случае безразличие.

– Я тоже по нему скучаю, – сказала Хлоя.

Зимой в Нью-Йорке оказалось жутко холодно. Поэтому, несмотря на то что Хлоя чуточку соскучилась по родным, она поспешила завершить звонок как можно скорее. Она заверила их, что скоро напишет, и да, она чувствует себя хорошо, и Нью-Йорк и впрямь великолепный, но нет, она бы не сравнила его с Кенией, Бельгией или Кубой, потому что они все разные и в равной степени замечательные.

Что, конечно, было ложью. Куба понравилась ей больше всего. Но они с Рэдом еще не отошли от полета.

Потом наконец остатки ее родни попрощались, и она спрятала телефон и повернулась к Рэду:

– Прости. Надо было догадаться, что это затянется на целую вечность.

– Все нормально, Хло.

– Нет, не нормально. Я тебя практически дразнила.

Она взглянула на стеклянные двери, ведущие в Музей современного искусства, а потом снова на Рэда. Его практически распирало от предвкушения. От холода кончик его носа и высокие скулы стали бледно-розовыми. Зеленые глаза сияли, как проблески лета посреди зимы. До чего же он был прекрасен! Хлое не верилось, что он настоящий.

– Я знаю, тебе не терпится попасть внутрь. Идем?

– О да! Но сначала… – Он поднес ладонь к ее щеке, и Хлоя даже не возражала, что его перчатка холодная и слегка влажная от медленно падающего снега. – Дай-ка посмотреть, смогу ли я найти что поцеловать под всеми этими слоями.

Может, она чуточку и переборщила с шарфами – двумя – и шапками – тоже двумя, – но тут былохолодно.

– Ты хочешь поцеловать меня сейчас? – пискнула Хлоя, когда он отвел в сторону шерстяную ткань, защищающую ее кожу от сурового ветра. – В эту самую минуту?

– Я хочу целовать тебя каждую минуту, – пробормотал Рэд, и его взгляд вдруг сделался серьезным. – И в каждом городе мира.

Потом, когда ее сердце переполнилось нездоровым количеством любви, он коснулся ее губ своими. Быстро, легко и так чудесно, что у нее самую малость подкосились коленки.

Рэд отстранился и старательно поправил ее шарфы, хоть им и недолго оставалось зябнуть на улице. Борясь с улыбкой, Хлоя сказала:

– Ну теперь-то идем?

– Ты нормально себя чувствуешь? Не устала от прогулки?

– Пока нет. – Ну разве что немного.

Он практически вибрировал от нетерпения, но задержался, чтобы удостовериться в ее самочувствии:

– Бупренорфин еще действует?

– Я накачана в хлам, любовь моя.

Хлоя старалась не использовать опиоидные пластыри постоянно, но для поездки в Нью-Йорк они определенно требовались.

– Хорошо, – сказал Рэд, явно радуясь, что его девушка под кайфом. А потом, сделав продолжительный выдох, расплылся в улыбке: – Тогда вперед.

– На всех парусах! Постарайся не описаться от радости, ботан ты здоровенный.

Они вошли внутрь, и он бросил на нее предупреждающий взгляд:

– Хлоя. Прошу тебя. Это приличное место.

– Прости. Я неисправима.

С насмешливой улыбкой Рэд серьезно ответил:

– Я знаю.