К сожалению, у Ленина не было ни времени, ни здоровья, чтобы вплотную заняться проблемами, связанными с организацией и деятельностью Коминтерна. Фактически руководство взяли на себя Зиновьев и Радек. Зарубежные коммунисты глубоко уважали Ленина и восхищались Троцким, но пока еще не привыкли воспринимать слова любого советского чиновника как закон. Уильям Галлахер, будущий президент КП Великобритании, в ответ на критику Ленина сказал, что он воспринимает его слова как сын, выслушивающий выговор от отца. Но будь он проклят, если окажет подобное уважение товарищу Радеку. Действительно, Радек, секретарь Коминтерна, не слишком подходил на роль отца. Многословный и дерзкий, он, словно «сумасшедший» или «биржевой маклер», выкрикивал оскорбления в адрес зарубежных коммунистов, которые не соглашались с его мнением, и пытался наглостью возместить отсутствие авторитета. Оба, и Зиновьев, и Радек, любили отдавать приказы, давали почувствовать иностранцам, что те находятся в подчиненном положении, поскольку их страны отстают в революционном развитии. Ленин никогда не позволял себе высокомерного тона по отношению к рядовым коммунистам, а ведь его ставленники в Коминтерне имели дело с ветеранами международного социалистического движения. В Интернационале с самого начала царили интриганство и протекционизм. Надо было быть «человеком Зиновьева» или «человеком Бухарина»; коммунисту теперь было важнее завязать связи в Москве, чем поддерживать связь с массами. Делегаты, приезжавшие в Москву, громко жаловались на левизм товарища X или оппортунизм товарища Y и просили русских товарищей вынести решение.
Конечно, в первые дни Коминтерн окружала атмосфера некоторого возбуждения. В 1922 году у коммунистов не было иллюзий в отношении своего детища. Работа в Коминтерне имела свои положительные стороны. Русские коммунисты, которые раньше занимались скучными, прозаичными делами в своей стране, теперь получили возможность продолжить революционную деятельность, руководить «массами» в Польше или в Германии, упражняться в красноречии, вышедшем из моды в России. В Коминтерне властвовали пропагандисты и теоретики. Периодические вылазки за границу сочетали в себе удовольствие от путешествия с волнением, связанным с нелегальной революционной деятельностью. Советский паспорт защищал «путешественников». Но даже если кого-то арестовывали, как это случилось в 1919 году с Радеком, то заключение носило непродолжительный характер. Коминтерн представил арестованного Радека как мученика (он в сидит в подземной камере, в оковах, в холоде, в сырости). Этой жертве политического преследования дали возможность встретиться с немецкими радикальными социалистами и проинструктировать их по поводу тактики действий. Выйдя из тюрьмы, Радек нашел пристанище у бывшего генерала, где он и принимал немецких промышленников и офицеров рейхсвера.
Атмосфера Коминтерна не могла не породить цинизм в русском персонале. В годы формирования Коминтерна многие партийные идеалисты обнаружили, что находятся в оппозиции к официальной политике. Многие, к примеру Коллонтай, идеально подходили для работы с зарубежными коммунистами. Но им был закрыт вход в Коминтерн, чтобы они не заразили его ересью. То же самое и с меньшевиками, которых широко использовали на административных и дипломатических ролях второго плана. Зарубежные коммунисты, задействованные в центральном аппарате Коминтерна, отбирались исключительно с точки зрения их готовности к послушанию и знания русского языка (в основном болгары и финны). Они быстро «русифицировались». Многие из этих людей инстинктивно стремились попасть во властные структуры русской партии, они обладали способностью держать нос по ветру. Например, финн О. Куусинен был угоден таким разным начальникам, как Зиновьев, Бухарин и Сталин. Он был секретарем ЦК КПСС и умер в весьма преклонном возрасте в эпоху Никиты Хрущева.[434]
Каждой коммунистической партии вменялось в обязанность предоставлять помощь Советской России (одно из условий приема в Коминтерн). На III конгрессе Коминтерна Ленин уточнил этот пункт: «Было бы весьма ценно, и я думаю, зарубежные товарищи согласны с этим, следить за самыми важными событиями, тактическими действиями и ходами русских контрреволюционеров. Контрреволюционеры работают главным образом за границей, и зарубежным товарищам будет не особенно сложно следить за их деятельностью».[435]
Правда, имелась небольшая загвоздка. Ленин просил зарубежных коммунистов шпионить за русскими политическими эмигрантами. Получалось, что Коминтерн должен выполнять те функции, которые выполняла охранка для царской России. Естественно, это постыдное предложение было прикрыто педагогическими фразами: «Эти контрреволюционные изгнанники очень сообразительны, великолепно организованы, хорошие стратеги…» (Ленин чрезмерно польстил несчастным эмигрантам.) «Я думаю, с точки зрения пропаганды это окажет сильное влияние на рабочий класс».