Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Пожалуй, никогда он не работал так много и напряженно, как в тот год на даче в Финляндии. его жена ежедневно ездила в Петербург, доставляя Ленину почту и газеты, а иногда оставалась там на несколько дней. Поразительно, что даже в условиях строжайшей конспирации Ленин всегда находился в окружении домашних. В Куоккале он время от времени наслаждался обществом сестры Марии и тещи. Непонятно, насколько искренне он верил в то, что полиция не знает о его местонахождении. Крупская писала: «Живущие здесь люди были раньше эсерами, теми, кто изготавливал бомбы». Революционеры уверенно чувствовали себя в Финляндии, и не стоило даже думать о сохранении какой-либо тайны. Они, как и прежде, обожали «заглянуть на огонек». Как-то Надежда Константиновна окольными путями, чтобы избавиться от полиции, вернулась домой только для того, чтобы найти там семнадцать большевиков, требующих еды и питья. В далеком Берлине большевистским агентом был доктор Яков Житомирский. Он также работал на полицию и неоднократно обращал ее внимание на конспиративную дачу в Куоккале, где жил Ленин. Но как мы уже говорили, определенная система ограничений не всегда позволяла арестовывать революционных лидеров. Многие агенты, вероятно, терялись в догадках, почему эти проклятые радикалы разрабатывают планы, устраивают заговоры, скрываются, в то время как точно известно их местонахождение. Но в какой-то момент возросла угроза ареста, и, как довольно-таки оригинально отмечает Крупская, «полиция становилась все более и более наглой». Спустя какое-то время (Ленин уже жил на Западе) Столыпин, уставший от революционеров, регулярно вдыхавших бодрящий воздух Финляндии, присоединил к России близлежащие к Петербургу финские территории.

Очередной съезд социал-демократов – третий за три года! В мае 1907 года в Лондон с Кавказа, из Сибири, Финляндии, Польши хлынули сотни большевиков и меньшевиков, бундистов и представителей других партий, чтобы продолжить ожесточенные споры. Они прекратили партизанские действия, производство бомб и агитацию среди рабочих ради того, чтобы вновь погрузиться в бесконечные дискуссии. Ранее им не удалось прийти к общему мнению, по всей видимости, и здесь у них не было шанса достигнуть договоренности. Независимо от того, какой на данный момент была позиция Ленина, а мы видели, что она постоянно менялась, он настаивал на проведении единственно верной большевистской линии в революции, опираясь на учение Маркса. Все, оказавшиеся справа, были «оппортунистами», слева – «авантюристами» и «анархистами».

Несчастные меньшевики! Когда немарксистский историк наблюдал за тем, как их заставили отправиться «на свалку истории», появился непреодолимый соблазн подтолкнуть их, предостеречь, шепнуть совет. Почему в Стокгольме, будучи в большинстве, они не выгнали Ленина и его «фалангу»? Почему не порвали с большевиками в мае 1907 года в Лондоне, когда даже самому бестолковому было ясно, что Ленин не соблюдает стокгольмских договоренностей и никогда не согласится на сплочение партии, кроме как на собственных условиях? Большевики пострадали бы в обоих случаях: они лишились бы влияния дома и были бы опозорены в глазах международного социалистического движения.

Но для меньшевиков Ленин стал неким конгломератом власяницы, «божьего наказания» и шалуна, который показывает язык, когда вы поворачиваетесь к нему спиной. Ненависть к Ленину объединяла меньшевистских лидеров. Он был им просто необходим. Такие разные люди, как Плеханов, Троцкий и Мартов, осуждая общего врага и возмутителя спокойствия, могли на этой основе достигнуть временного соглашения.

Бешенство, которое Ленин вызывал у своих противников, выразилось в выступлении одного из меньшевистских ораторов: «Вы (большевики) не можете говорить прямо, поскольку, заговори вы простым языком, сразу же вскрылись бы противоречия ваших мыслей и позиций. Язык, правильная речь, логика падают жертвами той неразберихи, которая управляет вашими взглядами… Вы были против участия в Думе, теперь ваши представители заседают в ней».[174]

И хотя среди меньшевиков не наблюдалось никакого Ленина, у них было не меньше беспорядка, чем у большевиков. Действительно ли они были за мирный, парламентский путь к свободе России? Не совсем. Тот же оратор (а им был Дан) называет идею возрождения России с помощью парламентских методов «парламентским идиотизмом». Русские социалисты всегда отличались редкостным безрассудством. Они не понимали разумной храбрости, не могли раз и навсегда отказаться от идеи кровавых актов насилия как основного средства политического спасения. В Стокгольме ближе всех к осознанию этой мысли подошел Акимов, но теперь его имя превратилось в синоним малодушия. Меньшевики оказались на одном уровне с Акимовым, говорили большевики.