Большевизм: шахматная партия с Историей

1920 года в Москве закончился Второй конгресс Коминтерна, на котором был принят известный «Манифест». Содержание «Манифеста Второго Всемирного конгресса Коминтерна» не исключало экспорт революции на штыках Красной Армии, в частности, установление диктатуры пролетариата в форме европейских и азиатских советских республик с последующим воссоединением их с Советской Россией[411]. В этой ситуации милитаризация профсоюзов выглядела вполне логично.

Однако подобное положение вещей не устраивало руководство ВЦСПС, которое после IX (сентябрь 1920 года) конференции РКП(б) и принятых на ней резолюций о развитии демократических принципов в партии, приступило к активной критике бюрократических методов НКПС и добилось постановления ЦК РКП о постепенном переходе объединенного транспортного профсоюза в ведение ВЦСПС. Это, в свою очередь, явно не устраивало Троцкого и ему пришлось открыть карты, что особо подчеркнул С.А. Павлюченков, объясняя природу борьбы за профсоюзы.

3 ноября 1920 года, выступая на заседании коммунистической фракции Пятой Всероссийской конференции профсоюзов, Троцкий «предложил взять Цектран, руководимый главными политическими управлениями, в качестве образца для работы профсоюзов»[412]. Именно в этом выступлении прозвучали ставшие потом знаменитыми призывы «завинчивания гаек военного коммунизма», «сращивания» профсоюзов с государственными органами, «перетряхивания» руководства профсоюзов. Троцкий явно готовил площадку для своей новой роли. Лидеры ВЦСПС Томский и Рудзутак, весьма обеспокоенные, были вынуждены апеллировать к Ленину. Судя по всему, Ленин моментально понял смысл лозунгов Троцкого и всей его игры. На пленуме ЦК 8 ноября 1920 года Ленин поддержал Томского. Павлюченков считает, что на этой стадии конфликт не носил еще личностного характера. Стоит заметить, что все конфликты внутри ЦК, пока там находился Ленин, принципиально не могли носить личностный характер. Ленин рассматривал аппаратные игры как неизбежную составляющую монополии партии на власть, а его авторитет позволял занимать почти неуязвимую позицию. Даже демонстративный отказ Троцкого войти в состав комиссии по выработке принципов профсоюзной политики вряд ли можно рассматривать, как выпад лично против Ленина. Троцкий просто «умывал руки», демонстрируя свою якобы незаинтересованность и беспристраст

ность в этом вопросе. Разумеется, это была игра. Троцкий был убежден, что иных методов перехода к восстановлению экономики, чем те, что предложил он, в сложившейся ситуации просто не существует. А это значит, что рано или поздно ситуация сработает на него, тем более, что опыт трудовых армий по первым впечатлениям давал положительный результат. Троцкий не учел, что его планы не вписываются в стратегию всеобщей централизации производства, разрабатываемую Совнаркомом, делая лишними наркоматы, а потому встретят сопротивление значительной части партийно-хозяйственной бюрократии.

Однако, чтобы закрепить за собой роль теоретика новой хозяйственной политики, Троцкий публикует статью «Путь к единому хозяйственному плану (К VIII съезду Советов)», в которой, признавая все порочные черты советского управленческого аппарата, отстаивает необходимость административно-командных методов, а, следовательно, и существования советской бюрократии (номенклатуры), без которой работа государственного аппарата немыслима. Эти взгляды оказались очень близки позиции, занимаемой секретарем ЦК Н.Н. Крестинским, отвечавшим за работу Оргбюро ЦК. Павлюченков по этому поводу пишет: «Про Крестинского говорили, что он боится «пришествия Хама» в партийно-государственный аппарат через митинговые, популистские и местнические каналы, поэтому он принципиально стоял за перевод всей партийной кадровой политики с принципа выборности на принцип назначенст- ва. Принятая IX партконференцией по вопросу о «верхах и низах» резолюция по партийному строительству, где было предложено ЦК «при распределении работников вообще заменить назначения рекомендациями», и последовавшая затем травля политуправлений болезненно отозвалась в секретариате ЦК»[413]. Однако вряд ли Ленина беспокоил, как об этом пишет Павлюченков, «наметившийся союз Троцкого с могущественным Оргбюро». Эту угрозу Ленин мог без труда парировать. Ленина более беспокоило, что призыв Троцкого «к закручиванию гаек военного коммунизма» превратит его в неформального лидера той части партии, которая пополнила ряды РКП(б) в годы гражданской войны, среди которой этот лозунг (да и его автор) были очень популярны, а это в перспективе могло привести и к расколу партии. Парадоксальным было то, что именно эта часть партии представляла собой того самого «Хама», которого так опасался Крестинский. Ленин прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько возросла социальная неоднородность партии, и видел угрозу именно здесь.