Большевизм: шахматная партия с Историей

Многие исследователи отмечают, что в ленинском восприятии январских событий в России есть элемент восторженной идеализации, переоценки реального уровня революционных настроений. Это действительно так, и в дальнейшем мы подробно проанализируем причины подобного восприятия. Но, с другой стороны, именно январские события послужили отправной точкой в разработке Лениным теории политической революции, оказавшейся вполне реалистичной. В статье «Первые уроки», написанной в начале февраля 1905 года, Ленин делает следующий вывод: «В общем и целом, стачечное и демонстрационное движение, соединяясь одно с другим в различных формах и по различным поводам, росли вширь и вглубь, становясь все революционнее, подходя все ближе и ближе на практике к всенародному вооруженному восстанию, о котором давно говорила революционная социал-демократия»1. И затем Ленин ссылается на свою брошюру «Что делать?», в которой впервые был выдвинут лозунг всенародного вооруженного восстания. Таким образом, в основу теории были положены две базовые категории — «всеобщая стачка» и «всенародное вооруженное восстание».

В дальнейшем разработка теории идет в ожесточенной полемике с меньшевиками. В статье «Две тактики», опубликованной в шестом номере «Вперед» (февраль 1905 года), Ленин подвергает критике тезис меньшевистской «Искры» о том, что в России есть только две организованные политические силы: бюрократия и буржуазия. Ленин заявляет о рабочем движении, которое, по его словам, «у нас на глазах вырастает в народное восстание». Ленин призывает готовиться к восстанию, разъясняя при этом, какой именно смысл он вкладывает в понятия «подготовки, назначения и проведения вооруженного всенародного восстания». Он делает это от обратного, используя брошюру «Две диктатуры» своего старого оппонента Мартынова. Мысль Мартынова сводится к тому, что «только дворцовые перевороты и пронунциаменто могут быть заранее назначены и проведены с успехом по заранее заготовленному плану, и именно потому, что они не есть народные революции, т. е. перевороты в общественных отношениях, а только перетасовки в правящей клике. Социал-демократия всюду и всегда признавала, что народная революция не может быть заранее назначена, что она не изготовляется искусственно, а сама совершается»[181].

Контраргументация Ленина предельно проста: «Не может быть назначена народная революция, это справедливо… Но назначить восстание, если мы его действительно готовили и если народное восстание возможно, в силу совершившихся переворотов в общественных отношениях, вещь вполне осуществимая… Восстание может быть назначено, когда назначающие его пользуются влиянием среди массы и умеют правильно оценить момент»[182]. Иными словами, История подвержена вмешательству субъективных факторов, и в этом, по мнению Ленина, нет ничего, что противоречило бы постулатам классического марксизма. Отсюда один шаг до радикального вывода: Историей можно управлять, поскольку людьми можно манипулировать. Но Ленин (по крайней мере, в те годы) слишком сосредоточен на идее революции и радикального переустройства мира, чтобы обратить внимание на подобный вариант вывода из своей посылки. Позднее, скорее всего (и, особенно, после 1917 года), Ленин не мог не прийти к подобной мысли.

К мысли о неизбежности развития событий во всенародное вооруженное восстание Ленин возвращается снова и снова, из статьи в статью. Причем он не исключает два варианта такого развития — либо стихийный взрыв массового недовольства, вызванный неадекватной политикой самодержавия, либо подготовка и проведение восстания под руководством РСДРП, если для этого в стране возникнет благоприятная ситуация и пролетариат будет в состоянии поддержать такое восстание.