Болшевцы

Леля молча стянула платье, скомкала и бросила в корзинку. Опять надела синюю юбку и белую кофту, в которых ходила на производство, и вышла из спальни.

— Строптивая девушка, — сказала Бесфамильная.

Из Москвы Леля возвращалась с болшевцем Любарским. Впрочем, они и туда поехали вместе. Они шли со станции. У Лели навертывались слезы.

Любарский уговаривал ее:

— Брось ты, Леля, тосковать. О плохом тоскуешь.

— Отстань, у нас поп такой был. Он тоже все гнусавил!

Любарский смутился. Леля остановилась среди дороги.

«Что мне с ней делать! — растерялся Любарский. — Сказать: пойдем, — она ни за что не пойдет. Сказать, что в клубе новая пьеса идет, — она смеяться будет, пошлет к чорту. Просто взять за руку и потянуть, она оттолкнет и тогда уже непременно уедет обратно в Москву». Он не знал, что сказать, и когда отчаяние достигло предела, спросил сердито:

— Неужели для тебя так и нет ничего в коммуне хорошего?

Леля засмеялась и, слегка толкнув его в спину, сказала:

— Идем, найдется!

Лелю назначили заведывать красным уголком. Она ходила счастливая, гордая, но несколько смущенная. Она опять была на конфликтной. Необыкновенные мысли переполняли ее: вот она стала заметной работницей, ей доверяют, ей дают поручения. Она не слушала, о чем говорят выступающие товарищи, но когда Бесфамильная закричала с обычной горячностью, что Манька Русая хочет бежать из коммуны, Леля насторожилась.

Бесфамильная рассказывала о переживаниях Маньки, как о своих собственных. Леля удивилась: «Откуда она это так хорошо все понимает?»

Весь вечер говорили с Манькой, та вначале расплакалась, потом повеселела и пообещала:

— Никуда я не пойду, ладно! Просто настроение такое было.

В спальне Леля похвалила Бесфамильную:

— А здорово ты людей знаешь!

— Наука небольшая, надо только о них думать побольше, все станет ясно. Ты помнишь, в первый раз с конфликтной убежала, а сегодня самой понравилось. Меня последним человеком считала, а сегодня вон — хвалишь!

— Ладно уж, опять начала каркать! — сказала Леля сердито. хотя на душе у нее было легко и весело.

Михайлов

I

Уход в коммуну пахана Мологина заставил многих старых воров, гулявших на воле, крепко задуматься. Иногда какой-нибудь вор в пивной за бутылкой кислого пива унылым шопотом передавал своему приятелю:

— Сегодня опять Мологина встретил.

— Ну, как?

— Да ничего. Говорит — некогда. Всего только парой слов перекинулись. Приезжал за костюмами для спектакля в ихнем клубе.

Болшевцев видели свободно гуляющими по улицам столицы. Они попадались в кино, театрах.

Задумался и Николай Михайлов. Младший брат его Костя давно уже был в коммуне и неоднократно уговаривал старшего бросить грязное ремесло.

Николай крепко держался за свою кустарную швейную мастерскую, которая не столько приносила ему дохода, сколько служила ширмой для прикрытия воровских делишек.

Сегодня Костя опять пришел к брату. Николай послал девочку из мастерской за водкой и поставил на примус эмалированный чайник. Водку и закуску он подал на маленьком черном подносе.

Костя любит отдохнуть от коммунской жизни в такой обстановке.

— Ну, Коля, скоро к нам приедешь? — спрашивает он. Николай сердится. Нет, он не пойдет в эту богадельню.

— Хороша богадельня! — без обиды отвечает Костя. — Посмотри-ка на мои руки, — и он показывает брату огрубевшие за полгода руки.

Николай смотрит и брезгливо морщится:

— Грош цена этим мозолям.

Костю задел за живое этот пренебрежительный тон:

— А ты знаешь, что для нас коньковый завод с заграничным оборудованием построили?

— Представляю себе, каких вы наляпаете уродов.

Николай свысока посматривает на брата. Изредка он на минутку выбежит в мастерскую — распорядиться, подтянуть болтливых швеек.

— Хозяйский глаз много значит во всяком деле, — многозначительно говорит он Косте.

— Теперь у нас уже со многих сняли судимости, — продолжает свою линию Костя.

— И выдали паспорт? — интересуется брат.

— Профбилеты!

— Ну, и они ушли из коммуны?

— Многие остались.

— Подумаешь, райская обитель!

Николай принимает насмешливый, высокомерный вид. Это совсем не идет к его простому лицу.

«Ну что же, пусть, пусть поерепенится, — думает Костя. — На то он и старший брат».

Костя далеко не примерный коммунар. Вот он у брата водку пьет, а был случай — к теще зашел и «дельце» с ней состряпал. Не так-то уж легко сживаешься с коммунскими порядками. Но он все-таки гордится коммуной.

— Напрасно ты хорохоришься, Коля, мастерская тебя не спасет. Ты теперь хозяйчик, распоряжаешься швейками, — кивнул он на мастерскую. — Но разве ты уверен в завтрашнем дне? Ведь ты лишенец! Подумать только — буржуй и лишенец!

— И жизнь у тебя беспокойная, — продолжает Костя, — живешь ты по липе — это раз, за тобой лет двадцать неотбытых тюремных сроков — это два… И чего ты раздумываешь: Мологин — и тот в коммуне…

— Не уживется, сбежит. Я знаю эту рыжую лису, — сказал Николай.

Но когда Костя собрался уходить, Николай остановил его:

— Я, может быть, к вам приеду на днях. Любопытно взглянуть, как чекисты честных жуликов дурачат.

Костя вернулся из отпуска довольный собой.