Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

Какое-то время пассажиры первой машины ехали молча. Секонду больше того, что он уже сказал, пока говорить было просто незачем, Президент и Журналист каждый по своей причине тоже погрузились в собственные, рваные и путаные мысли. Но при этом жадно смотрели на скорее проплывавшие, чем мелькавшие за окном виды. Машины шли не быстро, километров сорок в час, на этой скорости можно и вывески прочитать, и архитектуру рассмотреть, а главное — людей. Едущих в попутных и встречных машинах и идущих пешком. Было их не много и не мало, так — в самый раз в будний день для города, населением раза в три, а то и в четыре меньше другой Москвы, и распределялись они более равномерно. Не замечалось какого-то особого скопления в центре и разрежения в более отдалённых от него частях города. И люди! Впервые (первое шокирующее посещение не считается) они видели так близко и так подробно обитателей своего собственного, можно сказать, мира, каким он должен был бы стать, не случись в нем семнадцатого года и всего вытекающего…

Люди как люди, можно было повторить вслед за Воландом, но — если не присматриваться. А присмотреться — совсем другие. Одежда — не главное. Последние лет сто мода не особенно меняется, что там, что там, выйдя году этак в двадцатом на некий усреднённый оптимум. А вот лица, фигуры, стать, можно сказать, очень отличаются.

«А что удивляться, — думал журналист Анатолий, — здесь почти всё дворянство сохранилось, аристократия — золотой фонд нации. Даже национальный и генетический состав населения совершенно другой, раз не было красного и белого терроров, миллионов пятнадцать молодых и здоровых мужчин не погибли от репрессий, голода, в Отечественную и прочие войны, не эмигрировали, дожили до старости, родив детей и дождавшись внуков. И крестьяне, если в города переселились, так не бедняки, силой превращённые в пролетариев, а люди вольные, инициативные, пробивные. Примерно та же разница, да нет, всё равно большая, чем у нас между жителями Костромской, Ивановской областей и Кубани со Ставропольем, допустим.

Не было и бесконечного семидесятилетнего перемешивания отдельных людей, наций и народностей многочисленными ссылками, высылками, раскулачиванием, индустриализацией, эвакуацией, оргнаборами[50], подъёмом целины и тому подобным. В результате этого встречались люди, которые ни при каких иных условиях ни в коем случае не могли встретиться, а под влиянием совершенно экстраординарных факторов возникали брачные союзы, породившие немыслимые и неслыханные ранее генетические линии…»

Вывесок и реклам, пожалуй, не меньше, но выглядят все немного по-другому, смысла в них больше и спокойной информативности. Это особенно бросалось в глаза Журналисту, давно коллекционирующему особо бессмысленные и смешные названия торговых и развлекательных заведений. Ничего подобного парикмахерской «Далила», магазину детской одежды «Медея» или бюро ритуальных услуг «Хорон» (именно так, через «О») ему не встретилось. Люди, наверное, здесь в среднем умнее. Претенциозные, «идейные» дураки отсеялись на ранних стадиях эволюции, в общем-то не прерывавшейся здесь со времён отмены крепостного права. Полтора года куда менее кровопролитной и беспощадной Гражданской войны, закончившейся девяносто лет назад, в общем, и не в счёт. Пугачёвское, к примеру, восстание или даже Кавказские войны XIX века не слишком ведь отразились на общей структуре и течении повседневной жизни.

Президент с удивлением отметил, что уже примеряет, каким образом могла бы осуществляться конвергенция этой и его Россий.

«Получается, я внутренне уже принял предложенный вариант?» — опасливо удивился он.

Его настроение уловил и друг.

— Знаешь, а я действительно хотел бы здесь пожить. Ну хотя бы пару недель. Как следует вникнуть, глядишь, какие-то рациональные мысли сами собой в голову придут…

— Толя, не говори ерунды, — с внезапной усталостью в голосе сказал Президент. В отличие от Секонда, отстранённо курившего, положив локоть на бортик машины, как бы вообще не вслушиваясь в разговоры спутников, он не имел привычки к жизни такой интенсивности. Для него событий сегодня, причём событий на грани жизни и смерти, да вдобавок за гранью реальности, произошло слишком много. Все аппаратные игры, в которых приходилось участвовать уже шесть лет подряд, никак не могут сравниться с адреналиновой бурей, что вызывает в организме близкая стрельба, не салютная, а боевая, направленная в твою сторону и подразумевающая именно тебя своей целью. Плюс к этому неожиданно пришедшее осознание, что ты, столь громко звучащий и представительно выглядящий «президент», являешься им только волею крайне случайного стечения обстоятельств, и не только твоя легислатура[51], но и сама жизнь может быть прекращена без всяких приличествующих столь важному историческому событию процедур. Любым возомнившим о себе хамом, с генеральскими погонами или в пиджаке от Версаче.