Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

О, что это ты побледнел вдруг. Тебе нехорошо? Кровяное давление враз упало? Ну, ничего, оклемаешься. Это у тебя просто нервное. Ты же, Миша, думал — об этом не спросят? Правильно — власти не спросят, им не до того. А я уже спросил. Врать не советую, выгораживать кого-то. Другие всё равно стуканут, а тебе обидно будет. Как опоздавшему… И суммы гонораров не занижай — это лично в твоих интересах, я жалованье твоё к этим исходным суммам привязывать буду. Грантик или «барашка в бумажке» от американского посла скроешь — на столько же и пролетишь. А ты ведь деньги любишь? Так что работай творчески и с огоньком. Вот сигареты, вот бутылка коньяка, шоколадка — все условия. А хоть в слове слукавишь — повторяю, вон бог, а вон порог. Едва ли тебе в посольстве, хоть США, хоть Буркина-Фасо, убежище предоставлять станут, или спецрейсом переправлять на солнечные пляжи Майями. Останешься ты наедине с суровой действительностью российского бунта… Дальше сам продолжи… В «Яр» мы тебя возьмём в следующий раз, если правильно себя вести будешь.

Вызванное Людмилой такси уже стояло у подъезда, девушки были одеты по-дневному, но почти празднично. Мятлев и журналист Анатолий тоже не выглядели особенно озабоченными случившимся вчера. Такова, к сожалению, или к счастью, человеческая натура. Сиюминутные радости ей намного дороже вчерашних забот, если, конечно, они не относятся к вещам по-настоящему трагическим, вроде скоропостижной смерти очень близкого человека.

Президентским же приятелям вообще горевать было не о чем. Леонид наконец-то достиг вершины своих притязаний и, не взирая на недавний выговор, не сводил глаз с Герты, что бы она ни делала в данный момент, Анатолию, пожалуй, тоже интересней был мир за окнами, нежели судьбы того, что остался, как выражаются американцы «по ту сторону радуги».

Несколько волновал их вопрос — где сейчас находится и что делает Президент, но тут очень кстати позвонил Секонд, сообщил, где, и добавил, что занят «высокий гость» будет до вечера. Сейчас с ним общается лично Чекменёв, а на четырнадцать ноль-ноль назначена встреча в Управлении с Тархановым и с ним тоже, очевидно, в качестве консультанта. Потому что весь проект «Мальтийский крест» генерал взял в свои крепкие руки и более выпускать не намерен, да ещё с флота интересная информация пришла, пока на уровне слухов, но касающаяся каких-то непонятных военных девушек.

— Что они там ещё натворили? — удивился Фёст. — Их вроде совсем в другие края послали…

— И тем не менее… Слухи — они и есть слухи, но когда достаточно серьёзный человек из «мокрого» разведуправления спрашивает, не задействовали ли мы своих «печенегов» женского пола в операциях против британского флота, причём на другой стороне шарика, как-то странно себя чувствуешь…

— Твои кадры, вот ты за ними и присматривай. А то непорядок — в белый Крым послал, а они где-то не там оказались… Выясняй срочно. А мои, за кого я отвечать взялся — вот, прямо передо мной навытяжку стоят, тебе воздушные поцелуи шлют и готовы выполнить любое новое задание партии и правительства. В моём, подразумевается, лице…

— Трепло ты, и ничего больше. Тут ведь правда что-то совсем непонятное. Хоть к Воронцову обращайся. Или опять Сильвию искать?

— Можно и проще. Выходи по блок-универсалу на Вельяминову, да и всё. Если они в этом мире проявились — ответит. И доложит. Дальше сам решение принимай, а меня хоть часика четыре не дёргай больше, а? Я, может, с Людмилой обручиться собрался. Прямо сейчас и при свидетелях…

— И меня не позовёшь?

— Как можно? Если имеешь возможность — по машинам! «Эй, ямщик, гони-ка к „Яру“! Лошадей, брат, не жалей!»…

Глава десятая

На ходовом мостике всё тоже шло своим чередом, то есть никак. После срабатывания генератора Френча все приборы, кроме традиционного устанавливаемого на самых современных кораблях магнитного компаса (как бы запасное колесо на автомобиле), прекратили свою деятельность, в том числе и телефоны, так что приказ, отданный вахтенным начальником, был последним, который экипаж услышал с мостика. И теперь каждый человек на крейсере был предоставлен самому себе. Или — сохранял связь с товарищами только внутри своего маленького коллектива, в пределах отсека, каземата или артиллерийской башни. Хорошо было там, где имелось естественное освещение, а ведь большинство оказалось в полной темноте, под многими этажами палуб, в глубине лабиринтов отсеков, переборок и трапов.

Когда погас свет и одновременно прервалась связь, множество групп и группок, от двух-трёх до полусотни человек, оказались в критическом положении. Оставаться там, где требовало боевое расписание и устав, или выбираться наверх? Что, если приказ «покинуть судно» уже поступил, а они его просто не услышали, и через несколько минут крейсер начнёт тонуть, унося с собой сотни задраенных в артиллерийских погребах, машинных и котельных отделениях, трюмах людей? Умирать придётся долго и мучительно, особенно в водонепроницаемых отсеках.