Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Мало! Просто во время представления после боя наиболее отличившихся офицеров Уваров сделал шаг вперёд, назвал фамилию и чин, а генерал так же, как сейчас, пожал руку. И всё знакомство. Потом генерал сидел за столом рядом с Олегом, а он — на самом дальнем краю, среди «геройских поручиков и штабс-капитанов».

— Надеюсь, в этот раз плотнее будем взаимодействовать, — сказал муж Сильвии, так отчего-то подумал Валерий. Вроде как принц-консорт.

Так же любезно Берестин поздоровался с валькириями и, как Валерию показалось, чересчур пристально смотрел на Анастасию, и руку её в своей руке задержал чуть дольше, чем требовала ситуация.

«Чёрт знает что начинает мерещиться. Я думал, что так называемая ревность — это не про меня».

— Ну как, получили от Замка удовольствие? — спросила Сильвия. И с понимающей улыбкой посмотрела на обручальное кольцо Вельяминовой. Когда прощались, его точно не было. Настя отчего-то страшно смутилась (такого свойства за ней, кроме Уварова, никто раньше не замечал) и спрятала руку за спину. Этого секундного эпизода никто не заметил.

— Огромнейшее. Только жаль, мы и сотой доли здешних чудес не успели осмотреть, — ответила почему-то Инга Вирен, раньше предпочитавшая, как казалось, держаться несколько на заднем плане, пропуская вперёд подруг, хотя ни внешностью, ни личной смелостью им ни в чём не уступала.

— Ещё успеете. Судя по отношению к вам сэра Арчибальда — сможете сюда ходить, как на собственную дачу, — без всякой улыбки или иного намёка на шутливость своих слов ответила аггрианка. Она моментами сама себе удивлялась. Вроде бы окончательно ассимилировалась, избавилась от прежних привычек, стала нормальной «сестрой», а вот появились эти девчонки, и сразу всплыли из-под сознания аггрианские архетипы и предрассудки. В советско-российской армии это называлось «дедовщиной», в военно-учебных заведениях царской России — «цуканьем», и в английских вооружённых силах имелся подходящий термин. Нельзя же сказать, что она завидовала их молодости, красоте и успеху у мужчин. У неё всё это тоже было, и в превосходной степени, но желание одёргивать, ставить на место, язвить при этом оставалось почти непреодолимым. Надо за собой следить, смогли ведь Наталья, Майя, Татьяна поставить себя доброжелательными «старшими подругами» или, как сами девицы их называют, «тётушками». А у тех ведь гораздо больше оснований считать себя обделёнными в сравнении с «племянницами», а Майе так вообще — «до скрежета зубовного» ревновать мужа, почти круглосуточно вращающегося среди этих «бутончиков». Или самой пуститься «во все тяжкие».

— Но всё это — потом, — сменив тон и выражение лица, продолжила Сильвия. — Пока — в Москву. Переоденьтесь в форму, парадно-выходную, без наград. Возможна Высочайшая аудиенция. Ты тоже, Валерий…

— Но у нас с собой нет, — удивлённо приподняла бровь Анастасия. — Тогда сначала в расположение надо, и хоть полчаса времени.

И она, и Инга с Марией в отсутствие аггрианки совсем расслабились. Настя на самом деле себя нормальной молодожёнкой чувствовала, ну и остальные, не стесняясь начальника, если не в костюмах для верховой езды, то в легчайших, действительно как на курорте, где-нибудь на Лазурном Берегу, платьицах щеголяли. Не всё же по двадцать килограммов железа на себе таскать и камуфляжи с ботинками-вездеходами. Жалели девушки только о том, что здесь на них и полюбоваться некому. Арчибальд — железка, хоть и кремнийорганическая, а графу всё равно, зачарованный молодой женой, он не сообразит, в чём дело, если даже они к завтраку вообще без всего выходить станут.

— Чем вы тут занимались? — не менее удивлённо спросила Сильвия. — Нетрудно сообразить: представьте, что за любой дверью — ваша ротная каптёрка. Или лучшее в Москве военное ателье. Там и обряжайтесь, во времени не ограничиваю. Ты тоже, Валерий, аналогичным образом.

В ожидании, пока Уваров с валькириями приведут себя в подходящий для аудиенции вид, Сильвия с Алексеем расположились в том самом, знаменитом, почти культовом для первых членов Братства баре с подсвеченными изнутри фотопанно в простенках. С некоторой печалью Берестин, позванивая кубиками льда по стенкам массивного стакана, смотрел на эффектную всадницу, воображённую и воплощённую Шульгиным в самом начале их эпопеи.

Снова всплыла у него в памяти фраза-вздох Карабанова: «Как хорошо было в Баязете».

— Может быть, правда, переселимся сюда окончательно, как и предлагал Арчибальд? — сказала Сильвия, поняв настроение мужа. — Велика ли разница — выходить на улицу из своего дома или вон в ту дверь, — указала она на прикрытую драпировками нишу в стене, позади и правее стойки. — Зато больше не нужно будет опасаться, что через неё войдёт кто-нибудь посторонний…