Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Попытка Уварова как-то уберечь девичью роту от излишнего, неуместного сейчас внимания закончилась безуспешно, притом что формально он был прав: сто девушек в окружении тысячи мужиков, собравшихся на войну, — сильно дестабилизирующий фактор. Хотя бы в том смысле, что заболтаются на не имеющие отношения к службе темы так, что и команд не услышат. А то и военные тайны начнут выдавать.

На не менее важный момент обратила внимание всё та же вездесущая Темникова, здорово раздосадованная, что Вельяминову и двух её «сестричек» принимал Государь, «из собственных ручек» прицепил «Георгиев» и дал по очередной звёздочке. Она твёрдо решила, что в предстоящем деле непременно догонит Настьку, ставшую уже штабс-капитаншей, и хоть через влиятельных родственников, но добьётся, чтобы её, а не будущую «графинюшку» поставили ротной вместо Полусаблина, уже, по достоверной информации, подавшего рапорт.

— Прошу, господин полковник (новый, настоящий чин графа она произносила совсем с другой интонацией, чем вежливое титулование обычного подполковника), распорядиться выставить вокруг нашего расположения патрули в радиусе ста метров.

— Зачем? — не понял Уваров.

— Затем, что девушкам, прошу прощения, в кустики желательно отлучаться без ненужных свидетелей, — дерзко глядя командиру в глаза и несколько вызывающе улыбаясь, ответила Темникова.

«Ах ты, зараза, — подумал Валерий. — Но я тебе не бедняга Полусаблин, которого вы своими подъё… довели до импотенции». Эту печальную новость Уварову военврач Терёшин (по довольно категоричной просьбе Валерия всё же переведённый из ТуркВО и назначенный начмедом бригады) сообщил, и не было в этом никакого нарушения «врачебной тайны», так как врач обязан докладывать по команде обо всех случаях заболеваний и ранений личного состава, даже самых деликатных, независимо от звания, должности и пола.

— Так точно — разрешаю. При этом возлагаю на вас личную ответственность на поддержание прилегающей территории в должном санитарном и эстетическом состоянии. Никаких «кустиков».

Проще говоря, теперь Арине в награду за инициативу предстояло приказать энному количеству девиц из своего взвода вооружиться саперными лопатками, отрыть, согласно уставу, положенное количество ровиков и следить, чтобы в их использовании соблюдался положенный порядок.

Получив уставной же ответ слегка разочарованной и прилично разозлённой дамы, Уваров поднёс ладонь к козырьку со словами:

— Не смею более задерживать, — и отправился по более важным делам.

На ступеньках временного штаба он столкнулся с бывшим поручиком, теперь штабс-капитаном Щитниковым: с ним они вместе воевали в Польше, участвовали в рейде на Радом, встречались с некробионтами из «бокового времени». Обрадовались встрече, приобнялись, отошли в сторонку.

— Далеко ты меня обогнал, — сказал Щитников, подразумевая две золотистые полоски без звёздочек между ними на камуфляжных погонах Валерия.

— Только час назад Государь лично удостоил, — не стал скромничать Уваров, — ещё и приказа нету.

— А мне никак не доведётся с ним лично встретиться, парой слов перекинуться… — с театральным вздохом развёл руками товарищ.

Да, Уварову везло, тут не поспоришь. Дважды лично с Олегом встречался, и каждый раз тот ему «снимал звёздочки», сначала штабс-капитанские, теперь подполковничьи. И вручал очередной крест. Конечно, всем давно известно, что процентов восемьдесят фронтовиков заслуженных наград не получают: то свидетелей подвига не оказалось, то наградной лист в канцеляриях затерялся случайно, то вполне намеренно старший начальник его перечеркнул и в корзину выбросил. С самим графом так пять лет подряд было. Вдруг чёрная полоса на белую сменилась — раньше, чем убили или с горя запил по-чёрному.

— Ничего, Володя, в этот раз имеешь шанс не только от нашего императора что-то поиметь, но и от чужого тоже. Ты кем сейчас?

— Начштаба батальона.

— Значит, в списки точно попадёшь…

— А ну, давай, изложи поподробнее, мы ж ничего, кроме команд «В ружьё» и «По машинам», пока не слышали.

— Минут через пятнадцать-двадцать расскажут. Сейчас прости, тороплюсь. Обещаю — жив буду, лично прослежу, чтобы тебя на первой странице Наградного листа напечатали[55].

— Вот спасибо, ваше высокоблагородие. За мной тоже не заржавеет, в штурмгвардии проставляться умеют.

В комнате как раз шёл спор насчёт экипировки. Мятлев утверждал, что гораздо лучше переодеть всех участников операции в единообразную форму местного образца, во избежание ненужных эмоций и ассоциаций. Фёст, в свою очередь, доказывал, что при том разнобое в обмундировании многочисленных российских силовых ведомств и организаций, когда даже ветеринарный надзор имеет собственные мундиры и знаки различия, обычным гражданам совершенно наплевать, в чём именно будут одеты бойцы, проводящие быстротечные точечные мероприятия в разных концах города.