Большие батальоны

— Вот здесь, милейшая кавалерственная дама, я прошу прощения. «Мне отмщение и аз воздам!» Если этот документ подлинный, — он постучал по папке длинными сильными пальцами, — мы раскатаем британцев в тонкий блин. И лет пятьдесят никто не вздумает на Россию хвост задирать… А нам этого хватит для полной интеграции с РФ, и тогда посмотрим, найдутся ли охотники ссориться с державой в одну треть обитаемой суши площадью и населением в миллиард самого отважного и талантливого на Земле населения…

— Вас не заносит, Ваше Величество? — с демонстративной тревогой спросила Сильвия.

— Ни в коем случае. Я ведь не «гляжу в наполеоны» и не мечтаю о мировом господстве. Я всего лишь хочу, чтобы впервые за тысячу лет Россию оставили в покое и позволили ей жить «по правилам, ей самою для себя установленным». Поэтому пусть составители этого плана, — он уже, войдя в азарт, потряс над столом папкой, — собственным языком испробуют вкус плодов злонравия. Возвращаемся домой, мадам, и распорядимся о подготовке действительно адекватного ответа. Если я правильно понял вашего мужа, есть шанс обойтись вообще без потерь с нашей стороны?

— За исключением обычных и естественных случайностей. У нас там недавно случилась небольшая абхазо-грузинская война. Так подготовленная лучшими американскими инструкторами грузинская армия бежала сотню километров, из горного укрепрайона, прошу заметить, бросая знамёна, снаряжение и раненых. Абхазы в этой «трёхдневной кампании» потеряли одного раненым и одного убитым. Причём убит был боец, из куража надевший трофейный китель грузинского полковника и подстреленный собственным снайпером, тоже весьма эмоциональным!

— Молодцы абхазы. Потом дадите мне поподробнее прочесть об этой войне. Так что, всё решили? Можем возвращаться. Нет, на прощание ещё по одной. Надеюсь, мы скоро ещё встретимся, сэр Арчибальд? За эти документы я должен вам вручить не меньше, чем «Владимира» третьей степени. А ежели наша кампания завершится полной победой, то и на «Георгия» можете рассчитывать…

В это же примерно время Президента, работавшего с Мятлевым и другими, старыми и вновь приближёнными сотрудниками над организацией грандиозного, почти беспримерного в новейшей истории воздушного моста между Москвой, несколькими крупными гарнизонами с базами хранения военной техники и Екатеринбургом (а также и в обратном направлении), пригласили к телефону.

По «горячей линии», впервые установленной после Кубинского кризиса, звонил коллега — президент Соединённых Штатов. Разговор, само собой, вёлся через переводчиков, говорить на языке хоть противника, хоть друга никому из них было «невместно». Это руководитель любой другой страны легко болтал с «Большим братом» на встречах, даже официальных, по-английски (но — никогда наоборот), а здесь — «совсем другие понты».

Зато переводчики-синхронисты были столь высокого уровня, что их как бы и не слышали собеседники, будто действительно тет-а-тет общались.

— Здравствуй, Георгий. Рад тебя слышать. Хотел бы и видеть, но мне мои охранители «Скайп» не разрешают устанавливать.

— Здравствуй, друг. А я бы не возражал, мне скрывать нечего. Ведь мы с тобой всегда говорим только истинную правду, на благо наших народов и всего демократического человечества… Но если ты хочешь конфиденциальности, то пожалуйста…

Рядом с Президентом стоял Фёст, слушал разговор через наушники и в случае необходимости стремительно набирал подсказки на клавиатуре, соединённой с большим экраном напротив.

— Конечно, Георгий, ты совершенно прав. Но сейчас у меня к тебе несколько вопросов. Пока — не для разглашения. Ты же знаешь этих журналистов…

— Я-то знаю, Мишель. Я не знаю, самостоятелен ли ты сейчас от своих лоббистов, конгрессменов, сенаторов и тому подобной…

Слово «сволочь» не относилось к разряду проходимых сквозь «демократически-политкорректные» фильтры, а другого Президент, вернее, Фёст, подбирать не стал. Вадим ухитрялся придумывать ответы и письменно их излагать быстрее, чем оба собеседника находили подходящие выражения.

— Я всегда самостоятелен, за исключением предусмотренных нашей Конституцией случаев. И хочу спросить — твоё сегодняшнее заявление что означает?

— А в чём вопрос, Мишель? Моё заявление адресовано только моему народу и только по случаю некоторых, не имеющих глобального значения событий в моей столице. Я бы не стал звонить тебе по поводу бунта негров в Гарлеме или Нью-Орлеане…

— Афроамериканцев, Георгий, не забывайся…

— В учебнике антропологии названы три расы — европеоидная, монголоидная, негроидная. Мы станем оспаривать эту классификацию?

— Георгий, наверное, моя госсекретарь права — ты специально провоцируешь новую конфронтацию. Но зачем? Ты же меня знаешь, я только за добрые отношения и взаимопонимание на основе общечеловеческих ценностей…

— Ты — возможно. Но сам лично разве что-нибудь решаешь? Если даже сейчас ссылаешься на не слишком умную женщину?

Прочитав это на экране, Президент поднял на Фёста почти умоляющие глаза. Ну зачем, мол, это?