Большие дела

В назначенное время я стою на краю тротуара у гостиницы. Вышел на пятнадцать минут раньше. Игорь с Пашей нервно озираются. Да, времена неспокойные, что уж говорить. Сергей Сергеевич на своей «Волжанке» стоит в боевой готовности.

Платоныч предупреждал и был прав. Жорина чёрная «Волга» подкатывает раньше, чем договаривались. Могли бы уж сынку генсека и «Чайку» выделить, а то вчетвером сидеть не кайфово.

Открывается задняя дверь и из неё появляется Скударнов.

— Егор! Привет! Ты не против, если я тебя посерёдке посажу? Пролазь тогда.

Конечно я не против.

— Категорически вас всех приветствую, товарищи! — с улыбкой здороваюсь я. — Рад этому по-настоящему счастливому, судьбоносному и поистине переломному моменту сегодняшнего вечера.

— Ты погоди тосты говорить, не спеши, — отвечает Жора. — Будет ещё возможность.

Все смеются, демонстрируя радостное возбуждение в предвкушении дружеской пирушки. Я тоже испытываю это чувство общей радости. Уж тут-то мне ничего не угрожает и можно будет немного расслабиться.

— Егор, — говорит Скударнов. — А я просьбу твою выполнил. Разузнал про этого твоего майора Голубова.

— Да вы что!

— Да, попросил ребят из министерства. В общем, он в военно-инженерной академии служит.

— Во как! Как его туда-то занесло?

— Батюшка расстарался. Он у него шишка какая-то в ВЦСПС, вот и пристроил сынка непутёвого.

— Он преподаёт там? — уточняю я. — Не позавидуешь студентам.

— Нет, — усмехается Скударнов, — он там зам начальника отдела кадров.

— Чего? Отдел кадров?

— Он в Чехословакии служил и там попал в жуткий скандал из-за женщины. Он за дочерью начальника штаба приударил, ну и… в прямом смысле, в общем. Избил на почве необоснованной ревности. Начштаба его лично так отделал, что он в больнице лежал пару месяцев. Товарищеский суд был, всё такое. Типа как шпагу над ним сломали, но отец подсуетился и пристроил в академию. Ему даже звание присвоили. Так что сей субъект считается до сих пор офицером.

— Всё понятно с ним, — усмехаюсь я. — Ничего не меняется. Он ведь опять избитый в больничке лежит.

— Это кто его туда отправил? — интересуется Жора.

— Очередной начштаба, — смеюсь я. — Спасибо Даниил Григорьевич за информацию. Теперь всё на места встало. И так было видно, что мудак, а выяснилось, что он по жизни мудак.

Всё громогласно ржут:

— Ты где его нашёл?

— Да, это не я, знакомая одна его нашла и не знала, как отделаться. Вот пришлось его на излечение посылать.

— Ну, Егор! Когда ты всё успеваешь только?

— Слушай! — поворачивается с переднего сиденья Жорик. — А ты чем так сестру мою зацепил? Кроме юности и дерзости? Она мне все мозги тобой заморочила, где ты, да когда ты.

— Да что вы Георгий Леонидович, разве бы я смог? — улыбаюсь я. — Это ошибка какая-то.

— Ну и жук ты, Егорка, — смеются все.

Мы подъезжаем к ресторану и идём в отдельный кабинет.

— Мне надо ребят где-то посадить неподалёку, — говорю я.

Метрдотель относится с пониманием. Здесь для сына генсека готовы сделать, всё что угодно. И для дочери, как выясняется, тоже. Потому что как только мы садимся за стол и уже, наконец-то, начинаем расслабляться после дел праведных, в кабинет врывается Галина.

— Егор! — сходу набрасывается она. — Ты куда пропал?! Не позвонил ни разу! Разве так делают?! Всё, собирайся, я за тобой пришла. Там машина ждёт.

— Галя! — вскипает Жора. — Прекращай! У нас ужин! Мы только пришли, ещё не съели ничего!

— Я всё заказала, мне уже машину загружают, так что без еды не останется. А вы себе лучше девиц пригласите. Всё, Егора я забираю.

И ведь забирает. Буквально тянет меня за руку и вытаскивает из-за стола.

— Друзья, — прикладываю я руку к груди. — Отказать даме я никак не могу.

— Дамский угодник! — разочарованно бросает Жора. — Молодую кровь у нас забрала! Я тебе отомщу!

— Только я не один же, — говорю я Гале, тянущей меня из кабинета.

— А с кем ты?

— С водителем. С двумя даже.

— Нет, ну вы посмотрите на него. Ладно, в машине место будет.

— Да, машина у них есть, просто их позвать надо.

— Уже и машина есть? Ну, ты даёшь, Егор.

Наш кортеж прибывает на улицу Щусева. Галя сразу тянет меня наверх в квартиру, а ребята несут коробки из ресторана. Консьерж приветливо улыбается. Номенклатурная прелесть застоя, чтоб я так жил, как говорится. На сердце легко делается — легко на сердце от песни весёлой — и из него изливается практически гимн завтрашнему дню: Baby I feel good.

Всё возможно, всё можно, всё легко и доступно, а главное, весело-то как. Весело жить и наслаждаться молодостью, а кому-то и зрелостью. Да вот только, как научиться не задумываться о том, во что это всё превратится через десять лет. Да что десять, раньше закрутится, заварится, завертится и засосёт в водовороты истории.

— Галина! Это уже все границы переходит! — раздаётся вдруг возмущённый мужской голос. — Ты уже его и домой притащила?!