На углу Восьмой улицы он в киоске купил все газеты. Пошел в знакомую пивную, где за кружкой пива, разбавленного спиртом, устроил себе сеанс ознакомления с колонками предложений о работе. Он медленно попивал желтовато-серый напиток, записывая нужные адреса на листке бумаги, который стащил в отеле «Астор». Одно из мест – дилер по продаже подержанных автомобилей в салоне, где менеджером был приятель Джима. Чарли с ним встречался еще там, дома.
Уже загорались уличные фонари, за окнами наступал поздний душный летний вечер. Заплатив за выпивку, он обнаружил, что у него в кармане остался всего один два-дцатипятицентовик.
– Будь все проклято, в последний раз я оказываюсь в таких тисках, как сейчас, клянусь Богом, – цедил он сквозь зубы, бродя по улицам даунтауна.
Он долго просидел на Вашингтон-сквер, размышляя о том, как он продемонстрирует свой скудный словарный запас продавца в разговоре с менеджером этой автомобильной свалки.
Начал моросить дождик. Только этого еще не хватало! Улицы уже опустели. Подняв воротник, он встал и пошел дальше. Через дыры рваной обуви просачивалась вода, и Чарли чувствовал, как она хлюпает между пальцами при каждом его шаге. Под фонарным столбом он снял свою соломенную шляпу, внимательно осмотрел ее. Солома промокла, стала клейкой, а поля разбухли. Интересно, черт подери, в каком же виде он предстанет перед этим менеджером, чтобы попросить у него работу?
Резко повернувшись на каблуках, он быстро зашагал назад, к дому Джонсонов. С каждой минутой дождь усиливался. Под знакомой табличкой, на которой были написаны от руки их имена «Пол Джонсон – Эвелин Хэтчинс», он нажал кнопку звонка. Ему пришлось звонить довольно долго, покуда, наконец, ему не открыл Пол в пижаме, с заспанным лицом.
– Послушай, Пол, нельзя ли переночевать у тебя на кушетке?
– Но она жесткая… Входи, входи… К тому же не знаю, есть ли у нас чистые простыни.
– И так сойдет… всего одну ночь… Знаешь, я продулся под чистую в кости. Завтра у меня будут деньги. Я уже хотел поспать на скамейке в парке, но, как на грех, пошел дождь, сукин сын! Завтра у меня кое-какие дела и мне нужно этот костюм сохранить в приличном виде, понимаешь?
– Конечно… Но, кажется, ты весь вымок… Я дам тебе пижаму, халат для ванны… Так что тебе лучше все это снять…
На кушетке Джонсонов ему было уютно. Главное, сухо. Пол вернулся в спальню, а Чарли лежал на спине в его халате, уставившись в потолок. Через высокое окно он видел, как поблескивают в бликах уличных фонарей струйки дождя, слышал, как они дробно стучат по тротуару. Проснулся ребенок, заплакал, в другой комнате зажегся свет. Он слышал сонные голоса Пола и Эвелин, шарканье их домашних туфель, когда они оба суетились возле кровати малыша. Вскоре тот успокоился, снова заснул, свет в комнате погас. Вновь стало тихо, только слышалась негромкая барабанная дробь дождя. Он заснул.
Подъем и унылый завтрак с хозяевами никак нельзя было назвать сплошным удовольствием. Чарли коробило от необходимости занять у Пола двадцать пять долларов, хотя он и был уверен, что вернет ему долг дня через два. Пол первым ушел на работу, за ним вышел и Чарли, не обращая внимания на лукавые, заигрывающие взгляды Эвелин. «Никогда больше я не буду в таких тисках!» – снова клялся он себе.
Прежде всего он пошел к портному. Там он сидел за занавеской в нижнем белье, читая газету «Амэрикен» и ожидая, пока погладят костюм. Потом купил себе новую соломенную шляпу, зашел в парикмахерскую, постригся и побрился, попросил сделать массаж лица, маникюр, в общем, все как полагается. Потом – к сапожнику, чтобы тот прибил ему новые подметки и до блеска надраил его потрепанные ботинки.
Время шло, был уже почти полдень. Сев в метро, он доехал до «Коламбус сёркл» в верхней части города, где находился этот магазин по продаже подержанных автомобилей, менеджером которого был приятель Джима. Ему удалось, прибегнув ко всему своему красноречию, убедить того взять его к себе на работу. Правда, когда друг Джима спросил, как там все поживают в Миннеаполисе, пришлось нагородить с три короба черт знает какой чепухи.
Вечером он забрал свое постиранное белье в китайской прачечной, выкупил в ломбарде все, что заложил, и вновь вернулся в Чаттертон-хаус, правда в другую каморку, на сей раз с коричневыми обоями. Устроив себе роскошный ужин, лег спать очень рано, так как смертельно устал за день.