Большие гонки

Я продолжал подъем в положении, называемым в армии «обезьяньи прыжки», которыми я владел превосходно. Очереди «шпандау» постоянно сопровождали мои передвижения. Я понял, что у них есть стереотруба, и с её помощью они следят за мной. Возможность выкарабкаться все же оставалась, при условии, что не будет сердечного приступа или судорог из-за выстрелов, или им не представится прекрасная возможность накрыть меня.

Пять минут активных действий, и я был почти на уровне гнезда автоматчика. Они выпустили несколько очередей. Я вытянулся за большим камнем, пытаясь восстановить дыхание и проклиная рассвет. Мир был сер и холоден, когда я полз сквозь окаменелую блевотину земли.

Я поднял глаза на невысокое строение. Сплошь из бетона, над ним флаг с крестом. Прополз как ящерица ещё метров десять… сказывалась усталость. Руки и ноги ныли. На коленях зудели многочисленные ссадины от острых камней.

Новая очередь на несколько секунд прижала меня к земле, заставив выругаться, пока пули со свистом пролетали над головой или с грохотом били по камням. Сил уже не оставалось. Кроме того, что я уже прошел, мне ещё нужно пересечь поле обстрела этого сумасшедшего. Слезы сожаления о самом себе выступили у меня на глазах, ибо я подумал о тех, кто мне был дорог, а я был ещё слишком молод и красив, чтобы умереть.

Блокгауз был метрах в тридцати и, к своему ужасу, я видел, что радиусе нескольких метров убрано все, что может служить укрытием. Прячась за последним камнем, я тупо смотрел на пустое пространство передо мной.

Ребята с автоматами выпустили длинную очередь над моей головой и заткнули себе уши. Это был последний удар.

Когда солнце начало подниматься над горизонтом, я все ещё лежал, съежившись за камнем. Команда автоматчиков поливала свинцом пристрелянное пространство, вздымая столбы пыли, чтоб показать мне, что они способны пресечь каждое мое перемещение. Может быть напрасно я ждал, когда поднимающееся за спиной солнце их ослепит. Я начинал дрожать и горло пересохло от мысли, что меня может ждать. Теперь к своему ужасу я знал точно, что испытывали несчастные в окопах с бесполезным вооружением, ожидая редких секунд, кажущимися веками, когда прекратится обстрел.

Ни на секунду не переставал я повторять: я не могу, я этого не сделаю.

Я не мог подняться и побежать змейкой, используя солнце как прожектор среди града пуль. Меня всего трясло, но я присел, готовясь к своему последнему броску. Солнце почти полностью вышло из моря, тогда-то я услышал гул самолета.

Приближался, жужжа как голодный комар, чей-то легкий самолет. Я вновь прижался к камню и изучающе прошелся взглядом по небосводу. Он был там, его кроваво-красные крылья сверкали на солнце, маленький крестообразный жаворонок, поющий о моей смерти, как это делали жаворонки над маковыми полями Фландрии. Маленький одномоторный ангел жужжал прямо надо мной, и я спрашивал себя, видит ли пилот меня, дрожащего и сопящего как загнанная лань.

Я беззвучно проклинал пилота за безопасность его положения, пока он медленно кружил над моей головой. Но внезапно, что-то отделилось и полетело вниз, черная точка превратилась в розовый шампиньон, растущий в размерах спускающийся ко мне. Там был парашютист!

Первая очередь трассирующих пуль, поблекших на солнце, описав смертельную параболу направилась ему навстречу. Мне не надо было говорить дважды: удача бывает только раз и только безумец пытается её повторить.

Дикими прыжками я бросился преодолевать оставшиеся тридцать метров, думая лишь о том, что укрытие все ближе и ближе.

— Я уже почти там, я уже почти там, — повторял я себе, скача и прыгая, как Чичестер в тайфуне.

Теперь они не смогут меня достать. Первая гроздь маленьких облачков расцвела у меня под ногами, пули просвистели как в телевестернах.

Еще пять метров и пули меня накроют.

Еще пять метров и пули меня накроют.

Напор адреналина, которым уже и так переполнилась моя кровь, достиг предельного значения. Я рухнул в темноту по ту сторону двери, и уже бесполезные пули прошлись по укрытию, кроша бетон.

Я, Филип Макальпин, дошел.

Я проник в темный и прохладный блокгауз. В зале, освещенным пятьюдесятью свечами огромной хрустальной люстры, я увидел Петерса. На нем была парадная форма, накидка, кивер и погоны полковника Венгерской кавалерии… года 1895. Он поднялся навстречу мне и пропечатал два шага вперед.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, кто бы вы ни были. Довольно трудно определить под этой камуфляжной краской.

Снаружи вновь раздалась яростная, но уже бесполезная очередь.

— Ваш крошка-шпион, — зло бросил я.

Он приблизился и осмотрел меня, запыленного и раскрашенного с ног до головы. Мои колени и голова стали ватными.

— Кого я вижу. Ой-ой-ой… я крайне удивлен, но тем не менее восхищен. Вы, молодой человек, только что выиграли Большие Шпионские Гонки.

Он щелкнул пальцами и появился Малыш, разодетый в таком же стиле.

— Малыш, награду и шампанское.

Меня слегка смутил подобный оборот вещей.

— Подождите, Малыш, прикажите вначале вашим людям прекратить расходовать боеприпасы.