Большие каникулы

По пути подвернулся киоск «Мороженое». Ни слова не говоря, заплатил Юрка за шесть стаканчиков фруктового.

— Зачем столько? — удивился Иван.

— Надо же куда-то деньги девать, а то гремят в кармане, даже на нервы действуют. Помоги нести.

Иван взял три стаканчика.

— А теперь что с ними делать? — растерянно спросил он.

— А что хочешь. Хочешь — выброси, хочешь — съешь.

— Есть не буду.

— Тогда тащи до самого двора, а там я распоряжусь.

На автобусе доехали до Славянского бульвара. Вафельные стаканчики стали подтекать. Во дворе у Юрки колготилась детвора на площадке для игр. Они гоняли банку от ваксы вместо шайбы. Юрка немного задержал на них взгляд, выбирая, кому бы первому из них вручить стаканчик с мороженым. Но первым к Юрке подскочил малыш из чужого двора. Был он рыжий, и во рту не хватало двух зубов.

— Дай мороженое, — бесцеремонно обратился он.

— Дуй отсюда, щербатый! — грозно сказал Юрка и мельком взглянул на Ивана.

— Чего ты так зло? — спросил Иван.

— А чего он попрошайничает? Тут своей мелюзги хоть отбавляй, а этот из чужого двора.

Последний стаканчик он вручил торжественно соседскому мальчонке со словами: «Подрастешь — сам будешь на мороженое зарабатывать». Малыш быстро расправился с мороженым. Стоит облизывается.

— А что дяде сказать надо? — показал Юрий на себя.

— Спасибо, дядя.

Юрка ласково потрепал мальчонку по голове.

— Правильно. Ешь на здоровье.

Ивана разбирал смех. Пока Юрка принимал благодарности, «чужой» малыш подкрался к нему сбоку и снова за свое:

— Дай мороженое. Я очень сладкое люблю.

Юрка рассвирепел и сквозь зубы шепнул рыжему мальчонке:

— А кислого тебе не хочется? Чеши отсюда, рахитик.

— Жалко, да? — захныкал рыженький.

— Мне никогда ничего не жалко. Понял? Нету у меня больше. Я и так двадцать стаканов раздал. И кончай хныкать.

— Всего шесть, — сказал Иван.

— Да он считать не умеет. Пусть думает, что двадцать. — Юрка тут же посмотрел по сторонам. — Мало того что пришел с чужого двора, да еще такой липучий, — как бы оправдываясь перед Иваном, проворчал Юрка.

Ему очень хотелось толкнуть беззубого, но он сдержал себя, а вдруг где-то в тени, на лавочке, сидят его родители и любуются на своего любимчика вымогателя. Раздав мороженое, друзья попрощались и разошлись по домам, сговорившись назавтра встретиться.

Снова в пути

Здравствуйте, Иван и Юрка!

Пишу я вам это письмо, а за окном мелькают города и деревушки. Я, как всегда, на верхней полке.

Папа лежа читал газету и заснул.

Я вот сейчас смотрю на папу, а газета на его лице как живая, то поднимется, то опустится. Я слез с полки и подсел к окну. Напротив меня сидит усатый дяденька, толстый и смешной. Пошарил он в своей кошелке и вытащил из нее красное огромное яблоко, каких я еще в жизни не видел. Запах — на все купе! Потом он стал его бумажной салфеткой начищать. Взял его за хвостик и стал крутить, а сам на меня поглядывает, хитро так поглядывает, даже глаза прищурил.

Сидим мы друг против друга, молчим и улыбаемся. Потом он протянул это яблоко мне и сказал:

— Откуси, сделай милость.

Я его поблагодарил, но есть не стал. Жалко. Больно уж оно красивое.

В нашем купе едет на верхней полке (как и я) еще один гражданин (лет ему, наверное, пятьдесят). Я видел, что он записывал какие-то цифры в тетрадку. Наверно, математик или бухгалтер. Я буду звать его «математиком».

А поезд мчится. А колеса стучат. Подъезжаем к какой-то большой станции. Стоим глядим в окно. Дяденька с усами в окно высунулся.

— Взгляни-ка, — сказал он мне. — Нравится эта станция?

Я посмотрел: дома как дома, панельные, пятиэтажные. Деревьев возле домов совсем нет. Только вдали виднеются лес и река.

— Хотелось бы тебе здесь жить? — спросил меня усатый дяденька.

— Нет, — совершенно честно ответил я.

— А почему?

— Дома очень одинаковые, скучные, — сказал я.

— Я бы тоже не захотел здесь жить, — поддержал меня дяденька с усами.

В это время человек на верхней полке перестал цифры писать и тоже уставился в окно, подложив кулаки под подбородок.

Потом обратился к нам:

— Значит, не нравится вам этот пейзаж? А то что люди еще в бараках живут — это нравится? — с каким-то укором сказал «математик». — В этих домах газ, а не русская печь, которую дровами топят. В квартирах электричество, а не лучина. В этих домах большие окна, много света, и ванна есть, и теплая уборная. Давно ли ты, дед, — обратился он к моему усатому соседу, — по морозу до уборной метров пятьдесят отмеривал?

— Давно, — ответил усатый. — Только окна делаются не только для того, чтобы свет в дом поступал, но чтоб и на мир смотреть через них. Я ведь чем недоволен, дорогой мой человек, да тем, что все по шаблону здесь сделано.

Как заспорили они друг с другом, как заспорили, не унять. А я слушаю их и не пойму: кто из них прав? Говорит один, я слушаю и думаю: «Прав дяденька с усами». Говорит другой, думаю: «Прав «математик» — на верхней полке».

— В однообразии, — говорит дяденька с усами, — человек заскучать может сильно, а когда человеку скучно, работа у него из рук валится. Вот тут поди и посчитай, где больше убытка будет…

«Математик» доказывал свое: