Большие каникулы Мэгги Дарлинг

В садах царила полная разруха. Зима собрала свою обычную дань в виде сломанных веток и загубленных роз, а с наступлением весны Мэгги была так расстроена и так часто отсутствовала, что маленькие жильцы многих клумб, посадок и укромных уголков восстали и подняли бунт, подобно черни против нерадивой королевы. Она не могла проходить мимо этих обломков некогда прекрасного, чтобы не пустить слезу. Все напоминало о том, что Дипиетро проработал здесь долгие годы, и вызывало воспоминания: шпалера грушевых деревьев у солнечной южной стены, сад водяных лилий в северном пруду, гранитные бордюры вокруг грядок с лекарственными травами, четырехсотлетний дуб, спасенный Бобом благодаря умело проведенной операции, домик для ласточек, сооруженный им в первую зиму его работы здесь. Воспоминания мелькали эмоциональными кадрами ушедших лет, на большинстве которых она видела Хупера маленьким мальчиком, ведущим непрестанную войну с Бобом и его командой. Они были то индейцами, то римлянами, то фашистами, то русскими — все зависело от того, какой фильм видел Хупер на прошедшей неделе. Боб по-своему прекрасно готовил. Особенно он славился своим лимонным кексом с розмарином.

— О, Боб, — шептала она с комком в горле, — смогу ли я когда-нибудь заменить тебя кем-то?

Мэгги вдруг поняла, что она даже не знала фамилий тех, кто работал вместе с Бобом, а о сменном составе, приглашавшемся для выполнения отдельных работ, она знала только имена или прозвища отдельных из них: Спад, Рори, Хозе, Лерой, Тирон, Лось, Большой Эдди, Том-О, Уидж, Микки, Дуан и даже, кроме шуток, Дебил — и то потому, что общалась с ними долгие годы. Но сейчас она не знала даже, как с ними связаться. Боб всегда выступал субподрядчиком и сам платил работникам. Сейчас Мэгги не хотелось беспокоить его вдову такими пустяками.

Решив не помещать объявления в газетах, она просто пустила слух через своих многочисленных работниц, что великолепная должность главного садовника на ферме Кеттл-хилл вакантна. Эффективность такого «сарафанного» радио подтвердилась: первые звонки начали раздаваться уже через пару часов. Уже через три дня после своего возвращения Мэгги лично побеседовала с десятком претендентов. Это была утомительная работа. Кандидаты были самые разные: от абсолютно неквалифицированных, как, например, представившийся садовником-декоратором человек, рывший компостные ямы и сажавший можжевельник в загородных корпоративных городках, до неприятных, вроде мужеподобной лесбиянки, назвавшейся Джинкс, которая курила короткие сигары и сплевывала при этом в розы. Остальные были более-менее, но не очень подходили. Ей не хотелось взять кого-то просто временно и не хотелось учить кого-то с азов. Но вот появился последний кандидат, некий Уолтер Фойерветер.

Что-то в нем показалось в начале странным. Может быть, то, что он казался слишком правильным: этакий усердный фермер из Коннектикута, ростом метр восемьдесят, в выгоревшей куртке цвета хаки, резиновых сапогах фирмы «Л. Л. Бин» и поношенной голубой рубашке на пуговицах в тон глазам. Его русые волосы почти полностью поседели, но он все еще стригся по студенческой моде 1965 года. Очки в стальной оправе придавали ему слегка книжный вид, а невероятно элегантные ногти на длинных пальцах его рук выглядели так, словно никогда не касались сырой земли. Он прикатил на сером «вольво», которому было уже не менее десяти лет. Если не считать краски, потерявшей свой блеск, машина выглядела безукоризненно ухоженной. Когда Мэгги представлялась ему, он никак не отреагировал на ее знаменитое имя. И другие не реагировали на него, но другие с полной очевидностью относились к социальной прослойке… ну, скажем, синих воротничков.

— Пройдемся по садам, — предложила Мэгги, и они пошли по выложенной кирпичом тропинке персикового сада. — Как вам удается содержать свои руки в таком прекрасном состоянии, господин Фойерветер? — впрямую спросила Мэгги. Она сама удивилась тому, что машинально обратилась к нему настолько официально. Что-то в нем было такое, что требовало этого, несмотря на то что теперь все, начиная с дворника и кончая президентом, называют друг друга по имени.

— Я держу их в ванне из смеси теплого воска и ланолина дважды в неделю, — ответил он. Он произнес это голосом, похожим на скрип двери старого амбара.

— Да? Нужно попробовать.

— Здорово помогает.

— А это мой любимый сорт, — сказала Мэгги, отступая, чтобы полюбоваться на поздний белый тюльпан с красными прожилками, — «юнион джек»!

— Хм. Миссис Дарлинг.

— Да, господин Фойерветер?

— Этот сорт называется «кроваво-красный граф блоудитч».

— Мне следовало, бы знать свои собственные тюльпаны.

— Конечно, и мне не хочется выглядеть спорщиком.

Она взглянула на цветок, а потом посмотрела на Фойерветера, загораживавшего довольно яркое весеннее солнце.

— Хорошо. А почему вы так уверены?

— У «кроваво-красного графа» желтые тычинки, а у «джека» они — красные.

— Откуда вы все это знаете?

— Я подумал, что вы ищете знающего садовника.

— Да.

— В этом и есть знание.