Большие каникулы Мэгги Дарлинг

— Дело в том, что мы уже заплатили этому китайцу шестьдесят тысяч, и если мы подадим на него в суд, чтобы вернуть деньги, то нам потребуется еще двадцать тысяч.

— Это все так ужасно. Ты не понимаешь. Мне всегда было так уютно рядом с Регги. Он остался на ужин. Мы напились. Все покатилось кувырком.

— После того как мы с Клариссой разругались, я вел себя как настоящий школьник. Любовь делает нас смешными, Мэгги. Я, конечно, говорил тебе об этом раньше. Хорошо, послушай, я завтра поспрашиваю, может быть, мы найдем кого-нибудь еще. Какая досада. У этого китайца есть свой стиль. И этот стиль в общем и есть имидж Мэгги Дарлинг. Но, думаю, новый облик — не самая плохая штука в этом мире. Ты могла бы даже подстричься. Скажем, «линька поденки» сейчас очень популярна.

— Что?..

— Поденка. Это такая муха, которая нравится форели.

— Звучит странно.

— Всего лишь муха-однодневка.

— Ну, хорошо.

— Мне кажется, что тебе бы понравилась ловля форели на муху. Это так расслабляет и отвлекает.

— Хммм. Может быть. Это очень сложно, правда?

— Чертовски. Одни только забросы могут часами держать тебя в напряжении на грани сумасшествия. Это настоящий спорт для Мэгги Дарлинг.

— Кажется, это то, что мне надо.

— У меня есть дом в Вермонте.

— В самом деле?

— В это время года я езжу туда на каждые выходные.

— Это что, приглашение, Гарольд?

— Да.

— И хочется, и колется.

— Колется? А это почему?

— Я не позволю тебе соблазнить меня.

— Мне начинает казаться, что у тебя в голове только дурные мысли, Мэгги. Да я уже старый перечник! Подумать такое. Я давно уже позабыл, что такое любовь. И почти уверен, что не хочу, чтобы мне об этом напоминали. В любом случае приглашение остается в силе. Запиши телефон — вдруг решишься.

Она записала номер, который он дал.

— Гарольд, я вовсе не хотела выставлять тебя свиньей, как некоторых мне знакомых мужчин. Ты ведь знаешь, что я очень ценю тебя как друга.

— Тогда окажи мне услугу.

— Что?

— Позвони китайцу и верни его.

— Он не берет трубку.

— Тогда оставь ему душевное сообщение. Ой. У меня в приемной ждет герцогиня Йоркская. До скорой встречи, надеюсь.

Регги Чан в самом деле не брал трубку, даже когда был дома. Тем не менее у него был великолепный автоответчик, и в его привычки входило избирательно отвечать на оставленные сообщения. Зная об этом, Мэгги была более расположена написать ему душевное письмо, но дружба с Гарольдом и Регги заставила ее решиться на более трудное дело и оставить сообщение на автоответчике. Она собралась с духом и позвонила.

— Привет, это — Регги, — веселым голосом произнесла пленка. Оставьте ваше имя и номер телефона, и я перезвоню вам.

— Я знаю, что обидела тебя, и мне очень-очень жаль, — начала Мэгги. — Я чувствую себя так глупо, что говорю это аппарату. Если ты там, Регги, то возьми, пожалуйста, трубку. Так или иначе, но я хочу поговорить с тобой, или увидеться с тобой, или и то и другое как можно быстрее. Я собираюсь сегодня на презентацию в музей Метрополитен. Я позвоню, когда буду в Нью-Йорке. Мы на самом деле должны поговорить. Я чувствую себя такой… Ох, я перезвоню позже.

Она приняла душ, надела простенькое шерстяное платье от Донны Каран с ниткой речного жемчуга, подкрасила глаза, прыснула на себя «L’Adventura» и поспешила из оглушающей тишины дома в свой мощный «лендкрузер». По дороге в город она слушала запись романа Генри Джеймса «Крылья голубки», стараясь поднять себе настроение. Но это было настолько безнадежно нудно, что, проезжая Нью-Канаан, она поставила запись Блоссом Диэри, поющую песни Коула Портера.

8

Разорен

Храм Дендур, египетский монумент в миниатюре, размером с мавзолей железнодорожного миллионера, находился в собственном большом и строгом зале в задней части лабиринта галерей музея Метрополитен, там, где огромная наклонная стена из стеклянных панелей выходит внутрь Центрального парка. В это время дня на ней можно увидеть прекрасную размытую картину с бледно-лиловым небом и нежно-зеленой листвой, похожую на фрагмент работы Чайлда Хассама. Сам зал, который можно было бы назвать помпезным, был украшен апельсиновыми деревьями в кадках с развешенными на них новогодними гирляндами маленьких лампочек. Множество временных помостов отходило от главного гранитного подиума, служившего опорой миниатюрному храму. По подиуму медленной походкой в двух направлениях ходили модели в одеждах времен Наполеона, обстреливаемые пульсировавшими лазерными лучами и освещаемые огнями диско. Хриплые звуки музыки в стиле техно-поп рикошетом отскакивали от стен зала подобно острым бритвам, выпущенным из обреза. Официанты, одетые гусарами, в отделанных тесьмой ментиках и киверах из искусственного медвежьего меха разносили на подносах шампанское и аппетитные легкие закуски. Половина из присутствовавших лиц была знакома по страницам светской хроники журнала «Венити фейр» и разделу «Образ жизни» воскресного номера «Нью-Йорк таймс». Этот зал всегда казался одновременно зловеще полупустым и заполненным до отказа, что вызывало клаустрофобию.