Большие каникулы Мэгги Дарлинг

Они проехали еще километра два, и на глаза им попался всего лишь одна примета цивилизации — брошенный и развалившийся фермерский дом в федералистском стиле, когда-то окруженный пашней и пастбищами, а сейчас почти спрятавшийся в поросли лиственных деревьев. В том месте, где узкая дорога наконец закончилась, стоял симпатичный деревянный дом, обитый полинялыми от дождей серыми досками с ярко-красной дверью и готическими окнами по обе ее стороны. Оконные рамы, ставни и наличники были того же красного цвета.

— Вот мы и прибыли, — сказал Гарольд.

Мэгги выразила свое восхищение.

— Давным-давно это была школа, — пояснил Гарольд. — Странно, не так ли, даже думать, что когда-то здесь было столько детей?

— Раньше мы были другими людьми, — сказала Мэгги. — Господи боже мой…

Прежде чем открыть дверь, Гарольд повозился с двумя замками. На первом этаже располагалось некое помещение, напоминавшее камбуз, и смежная с ним гостиная. У стены напротив спартанского камбуза стояли камин, сложенный из булыжника, и полки с книгами от пола до потолка. На каминной полке сидело чучело совы, жутко похожее на Гарольда.

— Еще до нас, в тысяча девятьсот семидесятом, кто-то переделал дом, — объяснил Гарольд. — Что тут было: уму непостижимые материалы, подвесные потолки, стены, обшитые филенкой под сосну. Ковры с жестким ворсом. Первый этаж был разбит на скучные клетушки. Полное уныние — это еще мягко сказать. Здесь было что-то вроде провинциальной полицейской казармы в Румынии. Но мы увидели огонек надежды и вычистили здесь все полностью до деревянного каркаса.

В стену, противоположную входу, была врезана стеклянная створчатая дверь, ведущая на веранду, с которой открывался вид на реку Оттеркилл. В центре комнаты стоял длинный фермерский стол. Тот конец стола, который более всего освещался полуденным светом, занимал набор устройств для изготовления искусственной наживки. На второй этаж вела лестница со стороны фасада. Она была настолько крута, что напоминала стремянку. На втором этаже были две небольшие спальни и ванная, зажатая между ними. Гарольд поднимался за Мэгги, таща ее сумку и любуясь ее задом. В гостевой спальне, выкрашенной в простой белый цвет, стояла всего лишь железная кровать с матрацем, дубовая тумбочка с керосиновой лампой и книгой Уильяма Бартрама «Путешествия по Джорджии и Флориде, 1773–1774». Такая исключительная простота понравилась Мэгги. Она подумала, что здесь, в этом освежающем замечательном месте, она сможет восстановить свою утраченную энергию. Это комната была просто создана для того, чтобы дать возможность поразмышлять!

— Здесь так мило и спокойно, — заметила она.

— У нас здесь мыши, — сказал Гарольд.

Ванная комната была очень скромной. А сама ванна представляла собой древнее изделие на звериных лапах. К продольно-потолочным балкам Гарольд приспособил двадцатилитровую армейскую канистру. А почти двумя метрами ниже он повесил старый туристский газовый примус с двумя конфорками. К верху канистры была припаяна длинная медная трубка для подачи воды, которая шла к головке душа, примитивно вмонтированной в бак. Под душем находился бронзовый вентиль, чтобы пускать и закрывать воду. Комнату освещала двойная керосиновая лампа, закрепленная на стене над старинным умывальником, стоявшим на потрескавшейся деревянной тумбочке.

— Если захочешь принять душ, то огонь нужно зажечь загодя минут за двадцать, — объяснил Гарольд. — Но если он будет гореть дольше, то можно ошпариться. Все примитивно, но эффективно.

— Замечательно, — вздохнув, сказала Мэгги. — Может так получиться, что я не вернусь в реальный мир.

— О да, — согласился он, и в глазах у него мелькнула насмешливая искорка. — Давай мы с тобой откажемся от всего и останемся здесь навсегда.

4 В тисках

Мэгги преодолела беспокойство от пребывания на новом месте, занявшись продуктами и знакомством с тем, что было на кухне. Имевшуюся утварь вряд ли можно было назвать подходящей: множество неудобных ненужных мисок и сковородок, дешевые алюминиевые кастрюли. Она предположила, что все это покупалось на дешевых распродажах. Посуда также была разнообразней некуда: от оловянной до плексигласовой. У нее было сильное желание испечь кукурузный хлеб, и она искала все необходимое для этого, а Гарольд сел на край стола и начал вязать мушек для ловли форели.

Мэгги месила тесто и следила за тем, как он работает. То, что он делал, походило на хирургическую операцию. Он зажимал крохотные крючки в тисочки, обматывал хвостовик ворсинками меха, а к меху привязывал перья. Когда тесто было уже в печи, Мэгги села сзади него на стул и продолжила наблюдение.

— Я тебя не раздражаю? — спросила она.

— Вовсе нет.

— Этому трудно научиться?

— Требуются навыки. Наверно, так же как и при приготовлении пищи, и при шитье.

— Ты меня научишь?

— Нет, — ответил Гарольд. — Из-за того только, что в мире существует так много всего, что человек обязан делать хорошо. Я обязан оберегать тебя от чрезмерного распыления сил. Здесь ты можешь быть поваром и хозяйкой дома. Оставь мне изготовление наживки.