Большие надежды (без указания переводчика)

Мнѣ вошло въ голову снова крикнуть помощи, хотя никто лучше меня не звалъ уединенности этого мѣста и безнадежности моего положенія. Но чувство презрѣнія къ нему удерживало меня. Въ одномъ я только былъ увѣренъ, что не стану упрашивать его и умру, сдѣлавъ послѣднее жалкое усиліе противиться ему. Какъ ни былъ я смягченъ ко всѣмъ людямъ въ эти страшныя минуты, какъ ни просилъ прощенія у неба, какъ ни былъ я растроганъ мыслью, что не простился и не прощусь съ дорогими моему сердцу, не объяснюсь съ ними, не выпрошу снисходительности въ моимъ слабостямъ — несмотря на всѣ эти горькія чувства, я бы убилъ его, еслибъ, умирая, могъ это сдѣлать.

Онъ вѣрно выпилъ недавно: глаза у него были красны и налиты кровью. На шеѣ у него болталась жестяная фляжка, какъ въ былые дни. Онъ поднесъ фляжку къ губамъ, хлебнулъ, и я услышалъ запахъ спирта.

— Волкъ! — сказалъ онъ снова, складывая руки. Старый Орликъ скажетъ тебѣ кое-что. Это ты самъ удружилъ своей сварливой сестрицѣ.

Опять въ моемъ воображеніи, съ непонятною быстротою промелькнули всѣ обстоятельства нападенія на мою бѣдную сестру, ея болѣзнь — ея смерть, прежде-чѣмъ онъ успѣлъ проговорятъ свои нѣсколько словъ.

— Это ты мерзавецъ! — сказалъ я.

— Говорятъ тебѣ, что это твоя работа — говорятъ тебѣ, что это изъ-за тебя было сдѣлано — возразилъ онъ, схвативъ ружье и махая прикладомъ по воздуху, раздѣлавшему его отъ меня. Я накинулся на нее сзади какъ теперь накинусь на тебя. Я ей задалъ! Я думалъ что она ужь была готова и, будь только тамъ печь также близко, какъ здѣсь, такъ она бы не ожила. Только сдѣлалъ это не старый Орликъ — а ты. Тебя ласкали да хвалили, а его ругали, да били; стараго Орлика ругали, да били. Теперь ты за это поплатишься. Ты виноватъ — ты и поплатишься.

Онъ снова хлебнулъ и пришелъ еще въ большую ярость. Судя потому, какъ онъ при этомъ закидывалъ назадъ голову, можно было заключить, что въ фляжкѣ оставалось уже немного. (Я понялъ, что онъ подзадориваетъ себя, чтобъ разомъ покончить со мною). Я зналъ, что каждая капля содержавшейся въ ней влаги была каплею моей жизни. Я зналъ, что когда я превращусь въ часть тѣхъ паровъ, которые еще такъ недавно раздражали мое обоняніе, онъ сдѣлаетъ то же, что сдѣлалъ послѣ убійства сестры — поспѣшитъ въ городъ и будетъ шататься и пьянствовать въ кабакахъ, чтобъ всѣ его видѣли. Я мысленно послѣдовалъ за нимъ въ городъ, представилъ себѣ картину улицы съ нимъ посреди ея, и невольно сравнилъ ея свѣтъ и жизнь съ унылыми болотами.

Не только я былъ въ состояніи мысленно прослѣдить цѣлые годы, покуда онъ успѣвалъ проговорить какихъ-нибудь десять словъ, но даже слова его представляли мнѣ цѣлые образы и картины, а не одни слова. Въ томъ раздраженномъ и напряженномъ состояніи всѣхъ умственныхъ способностей, въ которомъ я находился теперь, я не могъ думать ни о какомъ лицѣ или мѣстѣ, не видѣвъ ихъ передъ собою. Невозможно себѣ представить, съ какою быстротою эти образы смѣнялись одинъ за другимъ, и несмотря на то, я все время такъ пристально слѣдилъ за нимъ — кто не станетъ слѣдить за тигромъ, который готовиться на васъ броситься — что видѣлъ малѣйшее движеніе его.

Хлебнувъ во второй разъ, онъ всталъ со скамьи и оттолкнулъ отъ себя столъ. Затѣмъ онъ взялъ свѣчу и закрывая ее отъ себя рукою, такъ, чтобъ свѣтъ ея падалъ на меня нѣсколько времени наслаждался зрѣлищемъ.

— Я тебѣ, волкъ, еще что-нибудь скажу. Ты черезъ стараго Орлика спотыкнулся-то въ ту ночь, у себя на лѣстницѣ.

Я увидѣлъ лѣстницу, съ загашенными лампами, увидѣлъ тѣнь тяжелыхъ перилъ, бросаемую фонаремъ, висѣвшимъ на стѣнѣ; увидалъ комнаты, которыхъ мнѣ болѣе не суждено было видѣть: здѣсь дверь притворена, тамъ полуоткрыта, и вся знакомая мёбель вдоль по стѣнамъ.

— А зачѣмъ старый Орликъ былъ тамъ? Я тебѣ, волкъ, еще что нибудь разскажу. Ты съ ней почти-что выжилъ меня изъ этихъ странъ, ну, я и нашелъ другихъ товарищей и другихъ господъ. Одинъ изъ нихъ пишетъ мои письма, когда мнѣ нужно — слышишь ли? — пишетъ мои письма, волкъ! Да пишутъ они не по твоему, пятидесятью различными почерками. Я уже порѣшилъ пришибить тебя съ самаго того времени, какъ ты былъ на похоронахъ сестры. Не нашелъ только удобнаго случая, а слѣдилъ я за каждымъ твоимъ шагомъ, ибо порѣшилъ подстеречь тебя во что бы то ни стадо! Ну! Ищу я тебя да и наткнись на твоего дядюшку Провиса?

Набережная мельничнаго пруда, и Чинковъ бассейнъ, и старый Гринъ-копперовъ канатный заводъ совершенно ясно представились моимъ глазамъ! Провисъ въ своей комнатѣ, сигналъ, который теперь уже былъ безполезенъ, хорошенькая Клара, добрая ея хозяйка, старый Биль Барлэ, — все промчалось въ моемъ воображеніи, какъ потокъ моей жизни!