Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

И потомъ, когда мы шли въ ужину, и комната и столъ казались мнѣ еще бѣднѣе, чѣмъ прежде, и чувство стыда еще съ большею силою шевелилось въ моей неблагодарной груди.

XV

Такъ-какъ я ужъ былъ слишкомъ-большой мальчикъ, чтобъ посѣщать классы тётки мистера Уопселя, то и воспитаніе мое подъ руководствомъ этой нелѣпой женщины окончилось. Конечно, она до-тѣхъ-поръ успѣла передать мнѣ все, что сама знала, начиная отъ маленькаго прейс-куранта до комической пѣсенки, которую она какъ-то разъ купила за полпенса. Хотя все это литературное произведеніе было безсвязнымъ наборомъ словъ, за исключеніемъ, быть-можетъ, перваго стиха:

Въ Лондонъ собравшись, сударики,         Турлъ, лурлъ,         Турлъ, лурлъ.Не былъ ли я смуглъ, сударики?         Турлъ, лурлъ,         Турлъ, лурлъ.

Однако, побуждаемый желаніемъ поумнѣть, я серьёзно выучилъ его наизусть. И не запомню я, чтобъ когда-нибудь мнѣ приходило въ голову разбирать его достоинство; я только находилъ — и теперь еще на хожу — что эти «турлъ, лурлъ» повторялись не въ мѣру. Алча званія, я обратился въ мистеру Уопселю съ просьбою напитать меня крохами духовной пищи, и онъ милостиво согласился на это. Но такъ-какъ я вскорѣ увидѣлъ, что онъ хотѣлъ сдѣлать изъ меня нѣчто въ родѣ драматическаго болвана, котораго можно и лобызать и оплакивать, и терзать и умерщвлять — словомъ, тормошить всевозможнымъ образомъ, то я вскорѣ отказался отъ такого способа обученія, но, конечно, не прежде, чѣмъ мастеръ Уопсель, въ порывѣ поэтическаго азарта, порядочно помялъ меня.

Все, что я пріобрѣталъ, я старался передавать Джо. Эти слова звучатъ такъ хорошо, что я, по совѣсти, не могу пропустить ихъ безъ объясненія. Я хотѣлъ образовать и обтесать Джо, чтобъ сдѣлать его болѣе достойнымъ моего общества и оградить его отъ нападокъ Эстеллы.

Старая батарея на болотѣ была мѣстомъ нашихъ занятій, а разбитая грифльная доска и осколокъ грифеля составляли всѣ наши учебныя пособія. Джо присоединялъ къ нимъ еще трубочку съ табакомъ. Я не запомню ни одной вещи, которую бы Джо удержалъ въ памяти отъ одного воскресенья до другаго, и вообще онъ рѣшительно ничего не пріобрѣлъ отъ моихъ уроковъ. Но это не мѣшало ему покуривать свою трубочку съ необыкновенно-умнымъ, можно даже сказать, ученымъ выраженіемъ; казалось, онъ сознавалъ, что дѣлаетъ огромные успѣхи. Добрая душа, надѣюсь, что онъ дѣйствительно былъ въ этомъ убѣжденъ.

Тихо и прекрасно было въ этомъ уединенномъ мѣстѣ; за насыпью, на рѣкѣ, виднѣлись паруса судовъ, и иной разъ, во время отлива, чудилось, что суда эти потонули и продолжаютъ плыть по дну рѣки. Каждый разъ, что я слѣдилъ глазами за бѣлыми парусами уходившихъ въ море кораблей, мнѣ приходила въ голову миссъ Гавишамъ и Эстелла. Каждый разъ, когда я любовался, какъ солнечный лучъ, пробравшись украдкою, игралъ на отдаленной тучкѣ, или бѣломъ парусѣ, или зеленомъ склонѣ холма, или на свѣтлой полосѣ воды, я думалъ все о нихъ же. Миссъ Гавишамъ и Эстелла и странный домъ и странная жизнь имѣли, казалось, что-то общее со всѣмъ, что я видѣлъ живописнаго.

Разъ какъ-то, въ воскресенье, Джо, наслаждаясь своей трубочкой, наотрѣзъ объявилъ мнѣ, что все это ему «смерть, какъ надоѣло», такъ-что я потерялъ всякую надежду добиться отъ него толку въ тотъ день. Нѣсколько времени лежалъ я на земляной насыпи, подперши рукою подбородокъ и отъискивая слѣды миссъ Гавишамъ и Эстеллы въ водахъ и небѣ окружавшаго меня пейзажа. Наконецъ, я рѣшился высказать о нихъ одну мысль, которая уже давно вертѣлась въ моей головѣ.

— Джо, сказалъ я:- такъ ты думаешь, не сдѣлать ли мнѣ визита миссъ Гавишамъ.

— Ну, Пипъ, возразилъ Джо, медленно раздумывая: — я право не знаю зачѣмъ.

— Какъ зачѣмъ, Джо? Зачѣмъ вообще дѣлаютъ визиты.

— Да есть визиты, о которыхъ не съумѣешь сказать, зачѣмъ они дѣлаются, сказалъ Джо:- что жь касается твоего визита къ миссъ Гавишамъ, Пипъ, такъ, вѣдь, она можетъ подумать, что ты тамъ чего-нибудь отъ нея хочешь.

— А ты думаешь, я не могу сказать ей, что я ничего отъ нея не хочу?

— Что жь, можешь, старый дружище, можешь, и она, можетъ повѣритъ тебѣ, а можетъ, и нѣтъ.

Джо, какъ и я самъ, почувствовалъ, что выразился убѣдительно и тотчасъ же отчаянно потянулъ въ себя дымъ, чтобъ удержаться отъ многословія и не ослабить своего довода безполезнымъ повтореніемъ.

— Видишь ли, Пипъ, продолжалъ Джо, замѣтивъ, что опасность миновала:- видишь ли, когда миссъ Гавпшамъ сдѣлала для тебя доброе дѣло, когда, говорю, она сдѣлала это доброе дѣло, она подозвала меня и сказала, что это-де и все.

— Да, Джо, я самъ слышалъ, что она сказала.

— Все, выразительно повторилъ Джо.

— Да, да, Джо, я говорю тебѣ, что самъ я слышалъ.

— Она, значитъ, этимъ хотѣла сказать: пусть все между нами кончится. И ты будь себѣ по-старому. Я налѣво, ты направо — знай, держись въ сторонѣ.

Я и самъ думалъ то же, и потому эти слова не могли успокоить меня; они, напротивъ, только придали болѣе вѣроятности моимъ опасеніямъ.

— Но, Джо, проговорилъ я.

— А что, старый дружище?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза