Большие надежды (без указания переводчика)

Дойдя до этого, я растянулся ничкомъ, ухватился обѣими руками за волосы и сильно рванулъ ихъ. Я сознавалъ, что слабость моего сердца была такъ нелѣпа и неумѣстна, что головѣ моей было бы подѣломъ, еслибъ я поднялъ за волосы и ударилъ ее о камни за то, что она принадлежала такому безумцу. Бидди была благоразумнѣйшая дѣвушка и потому не пыталась долѣе разсуждать со мною. Она положила свою руку (которая была пріятна, несмотря на то, что огрубѣла отъ работы) на мои руки и, одну за другой, потихоньку отняла ихъ отъ волосъ. Потомъ она нѣжно и успокоительно потрепала меня по плечу, между-тѣмъ какъ я, закрывъ лицо рукавомъ, расплакался совершенно такъ, какъ нѣкогда на пивоварнѣ, и имѣлъ какое-то смутное ощущеніе, какъ-будто я былъ сильно оскорбленъ кѣмъ-то или всей вселенной — не знаю въ-точности, что изъ двухъ.

— Я рада одному, сказала Бидди: — именно тому, что ты мнѣ довѣряешь, Пипъ. Ты, безъ-сомнѣнія, можешь быть увѣренъ въ томъ, что я съумѣю сохранить твою тайну и что я всегда буду заслуживать твоего довѣрія. Еслибъ твой первый учитель (жалкій учитель, который самъ нуждается, чтобъ его научили очень-многому!) былъ твоимъ учителемъ въ настоящее время, я знаю чему онъ научилъ бы тебя; но тебѣ трудно было бы выучить этотъ урокъ, къ тому же, ты обогналъ уже своего учителя, а потому и не стоитъ теперь говорить объ этомъ.

Со сдержаннымъ вздохомъ, Бидди встала съ пригорка и сказала свѣжимъ, пріятно-измѣнившимся голосомъ:

— Пройдемъ немного далѣе, или воротимся домой?

— Бидди! воскликнулъ я, обнявъ ее и поцаловавъ:- я всегда буду во всемъ тебѣ признаваться…

— До-тѣхъ-поръ, пока ты не сдѣлаешься джентльменомъ, сказала Бидди.

— Но ты знаешь, что а никогда не буду имъ, значитъ, это то же, что всегда. Впрочемъ, ты и безъ того знаешь все то, что я знаю.

— А! сказала Бидди совсѣмъ шопотомъ, глядя въ даль, на корабли, и потомъ повторила съ прежней перемѣной въ голосѣ:- пройдемъ мы немного далѣе, или воротимся домой?

Я сказалъ, что лучше бы пройдти далѣе, и мы отправились. Лѣтній день перешелъ въ чудный вечеръ. Я начиналъ размышлять, не находился ли я въ настоящую минуту въ болѣе-естественномъ и здравомъ положеніи, чѣмъ играя въ дурачки въ унылой комнатѣ, презираемый Эстеллой. Я подумалъ, что для меня было бы очень-хорошо, еслибъ я могъ выкинуть ее изъ головы со всѣми остальными воспоминаніями и мечтами, и приняться за работу, съ намѣреніемъ привязаться къ своему дѣлу, углубиться въ него и приложить къ нему все свое стараніе. Я задалъ себѣ вопросъ: увѣренъ ли я въ томъ, что еслибъ въ эту минуту подлѣ меня, вмѣсто Бидди, была Эстелла, то она не старалась бы огорчать меня? Я долженъ былъ сознаться, что не увѣренъ въ этомъ, и внутренно сказалъ самъ себѣ: «Пипъ, какой ты, братецъ, дуракъ!»

Мы много говорили во время прогулки, и все, что говорила Бидди, казалось мнѣ справедливо. Бидди никогда не оскорбляла меня, не была капризна, или сегодня доброю Бидди, а завтра совсѣмъ иною. Огорчая меня, она сама почувствовала бы лишь горе, а не радость; она скорѣе нанесла бы рану самой себѣ, нежели мнѣ. Какъ же я могъ изъ двухъ, не предпочитать ее?

— Бидди, сказалъ я на возвратномъ пути: — я бы желалъ, чтобъ ты могла наставить меня на путь истинный.

— Я сама того желала бы, сказала Бидди.

— Еслибъ я только могъ влюбиться въ- тебя… Ты не сердишься на мена за то, что я говорю такъ откровенно съ такою старинною знакомою, какъ ты.

— Ахъ, нѣтъ, другъ мой! нисколько, сказала Бидди:- не заботься обо мнѣ.

— Еслибъ я только могъ влюбиться, это было бы всего лучше для меня.

— Но, вѣдь, ты видишь, что этому не бывать, сказала Бидди.

Въ настоящій вечеръ мысль объ этомъ мнѣ показалась далеко не столь невѣроятною, какъ нѣсколько часовъ назадъ. Потому я замѣтилъ, что не совсѣмъ въ томъ увѣренъ; но Бидди сказала, что она увѣрена, и сказала это рѣшительно. Въ душѣ я подумалъ, что она права, но; тѣмъ не менѣе, я дурно принялъ ея увѣренность на этотъ счетъ.

Когда мы подошли къ кладбищу, намъ пришлось перейти плотину и перелѣзть чрезъ шлюзы. Изъ-за плетня ли или изъ-за тростинка, или, наконецъ, изъ тины, выскочилъ старый Орликъ.

— Эй, вы! промычалъ онъ:- куда вы оба идете?

— Куда же намъ идти какъ не домой?

— Ладно, сказалъ онъ: — чтобъ меня вздернули, если яя васъ не провожу до дому!

Эта пытка «быть вздернутымъ» была любимымъ его предположеніемъ. Онъ не приписывалъ никакого опредѣленнаго смысла приведенному слову, но употреблялъ его такъ хе, какъ свое собственное имя, съ цѣлью оскорбить человѣчество и вправить понятіе о какомъ-то дикомъ поврежденіи. Когда я былъ моложе, я думалъ, что еслибъ онъ лично вздернулъ меня, то вѣрно на остромъ крюкѣ.

Бидди очень не хотѣлось, чтобъ онъ шелъ съ нами, и она сказала мнѣ шопотомъ:

— Не давай ему идти съ нами; я не люблю его.

Такъ-какъ я самъ не жаловалъ Орлика, то и позволилъ себѣ сказать, что мы благодаримъ его, но не нуждаемся, чтобъ онъ насъ провожалъ. Онъ выслушалъ это со взрывомъ хохота и отошелъ; но, потомъ, крадучись, слѣдовалъ за нами въ нѣкоторомъ разстояніи.