— Такой ли развратный городъ Лондонъ, какъ говорятъ? спросилъ я, болѣе изъ желанія сказать что-нибудь, чѣмъ изъ любопытства.
— Да, васъ могутъ легко обмошенничать, обокрасть, даже зарѣзать въ Лондонѣ. Впрочемъ, и вездѣ найдутся на это охотники.
— Да, если заслужить чѣмъ-нибудь ихъ злобу, сказалъ я, чтобъ нѣсколько смягчить неутѣшительное мнѣніе его о ближнихъ.
— Ну, на-счетъ злобы, я не знаю, отвѣчалъ Уемикъ:- о ней какъ-то мало слышно. Было бы за что.
— Это еще хуже.
— Вы думаете? возразилъ мистеръ Уемикъ. — И я почти того же мнѣнія.
Шляпу мистеръ Уемикъ надѣвалъ на затылокъ и смотрѣлъ прямо передъ собою; онъ казался сосредоточеннымъ въ самомъ себѣ, и шелъ, не обращая никакого вниманія на окружавшіе предметы. Ротъ у него былъ такъ растянутъ въ длину, что придавалъ его лицу выраженіе улыбки. Мы прошли порядочный кончикъ, прежде чѣмъ я открылъ, что это только механическая, а не сознательная улыбка.
— Вы знаете, гдѣ живетъ мистеръ Маѳью Покетъ? спросилъ я у Уемика.
— Да, сказалъ онъ, кивая въ ту сторону:- близь Гаммерсмиѳа въ западномъ предмѣстьи Лондона.
— Далеко отсюда?
— Ну, какъ бы вамъ сказать… миль пять.
— А вы знакомы съ нимъ?
— Да вы настоящій допрощикъ, я вижу! сказалъ Уемикъ, бросая на меня одобрительный взглядъ. — Да, я знакомъ съ нимъ. Я знаю его.
Послѣднія слова его имѣли какой-то снисходительный, неодобрительный оттѣнокъ, который произвелъ на меня дурное впечатлѣніе. Я еще посматривалъ искоса на недодѣланную физіономію его, въ надеждѣ услышать болѣе-утѣшительный комментарій къ его словамъ, когда онъ вдругъ остановился и объявилъ, что мы пришли въ гостиницѣ Барнарда. Видъ дома далеко не разсѣялъ дурнаго впечатлѣнія, подъ которымъ я находился: вмѣсто гостиницы мистера Барнарда, которой, нашъ «Синій Боровъ» и въ подметки не годился бы, какъ я надѣялся, я увидѣлъ скопище невзрачныхъ домишекъ, носившихъ названіе Гостиницы Барнарда, какой-то отжившей или миѳической личности.
Мы вошли черезъ калитку и, пройдя длинный, мрачный проходъ, очутились на четыреугольномъ дворѣ, напоминавшемъ кладбище. Мнѣ показалось, что на этомъ дворѣ и деревья были самыя грустныя, и воробьи самые печальные, и кошки самыя унылыя, и домы вокругъ (счетомъ съ полдюжины) самые скучные. Окна домовъ выказывали шторы и занавѣски во всевозможныхъ степеняхъ полинялой ветхости; надколотые и расколотые цвѣточные горшки, разбитыя стекла — всѣ признаки нищеты и разрушенія. Отвсюду изъ оконъ незанятыхъ квартиръ выглядывали надписи: «отдается», «отдается», «отдается» — будто ни одинъ новый бѣднякъ не хотѣлъ здѣсь поселиться, и мстительная душа барнардовой тѣни наслаждалась постепеннымъ исчезновеніемъ старыхъ жильцовъ и безчестнымъ погребеніемъ ихъ подъ камнями двора. Дымъ и сажа сообщали грязный, траурный видъ покинутой обители Барнарда, а пыль и грязь покрывали густымъ слоемъ всѣ предметы, словно посыпанные покаяннымъ пепломъ. Все это дѣйствовало только на зрѣніе. Чувство обонянія оскорблялось въ свою очередь: отвсюду несло гнилью и порчей, сухою и сырою, отъ чердаковъ до подваловъ; несло мышами, и клопами, и стойломъ, ароматъ этотъ неистово поражалъ мой носъ, настоятельно требуя воздухоочистительной жидкости.
Такъ велико было разочарованіе, разрушившее первую мою надежду, что я съ удивленіемъ взглянулъ на мистера Уемика, который, не понявъ меня, воскликнулъ:
— А! это уединенное мѣсто напоминаетъ вамъ деревню. И мнѣ также.
Мистеръ Уемикъ провелъ меня въ уголъ двора, тамъ мы вошли въ низенькую дверь и поднялись до верхняго этажа, по не совсѣмъ-безопасной лѣстницѣ. Ступеньки, казалось, готовы были разсыпаться въ щепки при первомъ удобномъ случаѣ, и несчастные жильцы должны были ожидать, что, не сегодня, такъ завтра, они увидятъ, высунувшись изъ своихъ дверей, что всякое сообщеніе между ними и внѣшнимъ міромъ превратилось.
Въ верхнемъ этажѣ на двери была надпись «мистерсъ Покетъ-младшій» и надъ ящикомъ для писемъ, прибитымъ въ той же двери: «вернусь скоро».
— Онъ, врядъ-ли, ожидалъ васъ такъ скоро, замѣтилъ мнѣ, въ оправданіе, мистеръ Уемикъ: — Я вамъ болѣе не нуженъ?
— Нѣтъ, благодарю васъ, сказалъ а.
— Такъ-какъ содержаніе свое вы будете получать у меня, то мы, вѣроятно, будемъ часто видѣться. До свиданія.
— До свиданія.
Я протянулъ руку, мистеръ Уемикъ сперва взглянулъ на нее, будто не понимая, что мнѣ нужно. Потомъ посмотрѣлъ на меня и поправилъ свою ошибку, сказавъ:
— Разумѣется! Да. Вы имѣете привычку жать руку.
Я нѣсколько смѣшался, думая, что обычай этотъ, пожалуй, не въ модѣ въ Лондонѣ, однакожъ отвѣтилъ — «да!»
— Я уже совершенно разучился! сказалъ Уемикъ: — кромѣ развѣ послѣдняго времени. Очень-радъ съ вами познакомиться. Добраго здоровья!
Мы пожали другъ другу руку. Когда онъ ушелъ, я отворилъ окно на дворъ и чуть-было не лишилъ себя жизни: прогнившія подпорки обломились и рама разомъ рухнула, какъ гильйотина. По счастію, я не успѣлъ еще просунуть головы своей въ окошко.