Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

— Такой ли развратный городъ Лондонъ, какъ говорятъ? спросилъ я, болѣе изъ желанія сказать что-нибудь, чѣмъ изъ любопытства.

— Да, васъ могутъ легко обмошенничать, обокрасть, даже зарѣзать въ Лондонѣ. Впрочемъ, и вездѣ найдутся на это охотники.

— Да, если заслужить чѣмъ-нибудь ихъ злобу, сказалъ я, чтобъ нѣсколько смягчить неутѣшительное мнѣніе его о ближнихъ.

— Ну, на-счетъ злобы, я не знаю, отвѣчалъ Уемикъ:- о ней какъ-то мало слышно. Было бы за что.

— Это еще хуже.

— Вы думаете? возразилъ мистеръ Уемикъ. — И я почти того же мнѣнія.

Шляпу мистеръ Уемикъ надѣвалъ на затылокъ и смотрѣлъ прямо передъ собою; онъ казался сосредоточеннымъ въ самомъ себѣ, и шелъ, не обращая никакого вниманія на окружавшіе предметы. Ротъ у него былъ такъ растянутъ въ длину, что придавалъ его лицу выраженіе улыбки. Мы прошли порядочный кончикъ, прежде чѣмъ я открылъ, что это только механическая, а не сознательная улыбка.

— Вы знаете, гдѣ живетъ мистеръ Маѳью Покетъ? спросилъ я у Уемика.

— Да, сказалъ онъ, кивая въ ту сторону:- близь Гаммерсмиѳа въ западномъ предмѣстьи Лондона.

— Далеко отсюда?

— Ну, какъ бы вамъ сказать… миль пять.

— А вы знакомы съ нимъ?

— Да вы настоящій допрощикъ, я вижу! сказалъ Уемикъ, бросая на меня одобрительный взглядъ. — Да, я знакомъ съ нимъ. Я знаю его.

Послѣднія слова его имѣли какой-то снисходительный, неодобрительный оттѣнокъ, который произвелъ на меня дурное впечатлѣніе. Я еще посматривалъ искоса на недодѣланную физіономію его, въ надеждѣ услышать болѣе-утѣшительный комментарій къ его словамъ, когда онъ вдругъ остановился и объявилъ, что мы пришли въ гостиницѣ Барнарда. Видъ дома далеко не разсѣялъ дурнаго впечатлѣнія, подъ которымъ я находился: вмѣсто гостиницы мистера Барнарда, которой, нашъ «Синій Боровъ» и въ подметки не годился бы, какъ я надѣялся, я увидѣлъ скопище невзрачныхъ домишекъ, носившихъ названіе Гостиницы Барнарда, какой-то отжившей или миѳической личности.

Мы вошли черезъ калитку и, пройдя длинный, мрачный проходъ, очутились на четыреугольномъ дворѣ, напоминавшемъ кладбище. Мнѣ показалось, что на этомъ дворѣ и деревья были самыя грустныя, и воробьи самые печальные, и кошки самыя унылыя, и домы вокругъ (счетомъ съ полдюжины) самые скучные. Окна домовъ выказывали шторы и занавѣски во всевозможныхъ степеняхъ полинялой ветхости; надколотые и расколотые цвѣточные горшки, разбитыя стекла — всѣ признаки нищеты и разрушенія. Отвсюду изъ оконъ незанятыхъ квартиръ выглядывали надписи: «отдается», «отдается», «отдается» — будто ни одинъ новый бѣднякъ не хотѣлъ здѣсь поселиться, и мстительная душа барнардовой тѣни наслаждалась постепеннымъ исчезновеніемъ старыхъ жильцовъ и безчестнымъ погребеніемъ ихъ подъ камнями двора. Дымъ и сажа сообщали грязный, траурный видъ покинутой обители Барнарда, а пыль и грязь покрывали густымъ слоемъ всѣ предметы, словно посыпанные покаяннымъ пепломъ. Все это дѣйствовало только на зрѣніе. Чувство обонянія оскорблялось въ свою очередь: отвсюду несло гнилью и порчей, сухою и сырою, отъ чердаковъ до подваловъ; несло мышами, и клопами, и стойломъ, ароматъ этотъ неистово поражалъ мой носъ, настоятельно требуя воздухоочистительной жидкости.

Такъ велико было разочарованіе, разрушившее первую мою надежду, что я съ удивленіемъ взглянулъ на мистера Уемика, который, не понявъ меня, воскликнулъ:

— А! это уединенное мѣсто напоминаетъ вамъ деревню. И мнѣ также.

Мистеръ Уемикъ провелъ меня въ уголъ двора, тамъ мы вошли въ низенькую дверь и поднялись до верхняго этажа, по не совсѣмъ-безопасной лѣстницѣ. Ступеньки, казалось, готовы были разсыпаться въ щепки при первомъ удобномъ случаѣ, и несчастные жильцы должны были ожидать, что, не сегодня, такъ завтра, они увидятъ, высунувшись изъ своихъ дверей, что всякое сообщеніе между ними и внѣшнимъ міромъ превратилось.

Въ верхнемъ этажѣ на двери была надпись «мистерсъ Покетъ-младшій» и надъ ящикомъ для писемъ, прибитымъ въ той же двери: «вернусь скоро».

— Онъ, врядъ-ли, ожидалъ васъ такъ скоро, замѣтилъ мнѣ, въ оправданіе, мистеръ Уемикъ: — Я вамъ болѣе не нуженъ?

— Нѣтъ, благодарю васъ, сказалъ а.

— Такъ-какъ содержаніе свое вы будете получать у меня, то мы, вѣроятно, будемъ часто видѣться. До свиданія.

— До свиданія.

Я протянулъ руку, мистеръ Уемикъ сперва взглянулъ на нее, будто не понимая, что мнѣ нужно. Потомъ посмотрѣлъ на меня и поправилъ свою ошибку, сказавъ:

— Разумѣется! Да. Вы имѣете привычку жать руку.

Я нѣсколько смѣшался, думая, что обычай этотъ, пожалуй, не въ модѣ въ Лондонѣ, однакожъ отвѣтилъ — «да!»

— Я уже совершенно разучился! сказалъ Уемикъ: — кромѣ развѣ послѣдняго времени. Очень-радъ съ вами познакомиться. Добраго здоровья!

Мы пожали другъ другу руку. Когда онъ ушелъ, я отворилъ окно на дворъ и чуть-было не лишилъ себя жизни: прогнившія подпорки обломились и рама разомъ рухнула, какъ гильйотина. По счастію, я не успѣлъ еще просунуть головы своей въ окошко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза