— Да я и знать не хочу, что тамъ вы съ Гербертомъ замѣтили, проворчалъ Друммель и прибавилъ еще сквозь зубы: «убирались бы вы оба къ чорту и цаловались бы себѣ тамъ».
— Но я все жь вамъ скажу, хотите ли вы того или нѣтъ: мы оба замѣтили, что, кладя деньги въ карманъ, вы надсмѣхались надъ нимъ за то, что онъ имѣлъ слабость вамъ дать ихъ.
Друммель прыснулъ намъ въ лицѣ и продолжалъ нѣсколько времени смѣяться, заложивъ руки въ карманы и поднявъ плечи, какъ бы желая сказать, что это дѣйствительно была правда и что онъ считалъ всѣхъ васъ за порядочныхъ ословъ.
Теперь Стартопъ взялся за него и началъ уговаривать быть полюбезнѣе. Стартопъ былъ живъ, веселъ и пріятенъ въ обращеніи, Друммель же не обладалъ ни однимъ изъ этихъ свойствъ и потому считалъ его личнымъ себѣ оскорбленіемъ. Онъ грубо отвѣтилъ ему что-то, и Стартопъ желая перемѣнить разговоръ, отпустилъ какую-то удачную шутку, которая заставила всѣхъ насъ засмѣяться. Взбѣшенный успѣхомъ Стартопа, Друммель, не говоря дурнаго слова, вынулъ руку изъ кармана, произнесъ какое-то ругательство и, схвативъ большой стаканъ, непремѣнно пустилъ бы имъ въ голову своего противника, еслибъ мистеръ Джаггерсъ ловкимъ движеньемъ не остановилъ его за руку.
— Господа! сказалъ мистеръ Джаггерсъ, хладнокровно ставя стаканъ на столъ и вытаскивая свой хронометръ за цѣпочку:- мнѣ оченьжаль, но я долженъ васъ увѣдомить, что уже половина десятаго.
При этомъ намекѣ мы всѣ поднялись. Не успѣли мы выйти, какъ ужь Стартопъ, какъ ни въ чемъ не бывало называлъ Друммеля: «Ахъ, ты, старина».
Но «старина» былъ далеко не въ такомъ же дружескомъ настроеніи; онъ даже не хотѣлъ идти по одной съ нимъ сторонѣ улицы. Мы съ Гербертомъ оставались въ городѣ и видѣли, какъ они отправились: Стартопъ по одной сторонѣ впереди, а Друммель по другой, отставая и какъ-то крадучись въ тѣни домовъ, точь-въ-точь, какъ бывало на рѣкѣ въ лодкѣ.
Дверь еще не была закрыта за нами, и потому, оставивъ Герберта, я побѣжалъ наверхъ, чтобъ сказать словечко своему опекуну. Я засталъ его въ уборной, окруженнаго сапогами. Онъ совершалъ омовеніе послѣ насъ.
Я изъявилъ ему свое сожалѣніе, что случилось нѣчто непріятное и попросилъ его не винить меня въ этомъ.
— Пфу! произнесъ онъ, полоскаясь и фыркая:- ничего, ничего, Пипъ. А этотъ паукъ-то мнѣ все же нравится.
Онъ повернулся ко мнѣ и, отдуваясь, принялся утирать лицо.
— Очень-радь, что вамъ онъ понравился, сэръ, сказалъ я: — но мнѣ онъ не нравится.
— Такъ, такъ, подтакнулъ мой опекунъ: — и не имѣйте съ нимъ дѣла; старайтесь избѣгать его. Но мнѣ онъ нравится, Пипъ. Онъ изъ настоящихъ. Еслибъ я былъ пророкъ…
Выглянувъ изъ-за полотенца, онъ встрѣтилъ мой взглядъ.
— Но я не пророкъ, сказалъ онъ снова, исчезая въ полотенцѣ и принимаясь чистить уши.
— Вы знаете кто я? Прощайте, Пипъ.
— Прощайте сэръ.
Чрезъ мѣсяцъ спустя, срокъ пребыванія Друммеля у мистера Покета истекъ, и онъ, къ величайшей радости всего дома, за исключеніемъ мистрисъ Покеръ, возвратился домой, въ свою нору.
XXVII