Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

— Въ-самомъ-дѣлѣ? Я надѣюсь, что и мистеръ Джаггерсъ восхищается вашею дачею?

— И не видалъ ея никогда, сказалъ Уемикъ. — Никогда не слыхалъ о ней. И старика моего не видалъ, и не слыхалъ о немъ. Нѣтъ, служба сама-по-себѣ, а частная жизнь — сама-по-себѣ. Идучи въ контору, я забываю свой замокъ, а возвращаясь въ замокъ, забываю контору. Если это не противовѣчитъ вашимъ убѣжденіямъ, то я и васъ попрошу слѣдовать моему примѣру. Я терпѣть не могу мѣшать службу съ домашнею жизнью.

Разумѣется, я счелъ себя обязаннымъ свято исполнять его просьбу. Пуншъ былъ очень вкусенъ и, распивая его, мы просидѣли почти до девяти часовъ.

— Скоро пора выстрѣлить, сказалъ Уемикъ, отложивъ трубку въ сторону: — это потѣха моего старика.

Войдя въ замокъ, мы нашли старика передъ каминомъ, занятаго накаливаніемъ лома для вечерней церемоніи. Уемикъ вынулъ часы и выждалъ по нимъ надлежащую минуту; тогда, взявъ нагрѣтый ломъ изъ рукъ родителя, онъ отправился на батарею. Спустя минуту, орудіе выпалило съ такимъ громомъ, что всѣ окна зазвенѣли; я даже боялся, чтобъ вся избушка не развалилась. При этомъ старичокъ, держась за ручки кресла, чтобъ самому не слетѣть, торжественно воскликнулъ:

— Выпалилъ! Я слышалъ!

И я сталъ кивать ему, пока у меня положительно въ глазахъ попуталось.

Время до ужина мы посвятили осмотру рѣдкостей, которыя Уемикъ обѣщалъ мнѣ показать; онѣ были преимущественно преступнаго характера: перо, которымъ была сдѣлана подложная подпись, двѣ-три знаменитыя бритвы, пряди волосъ и нѣсколько рукописей, заключавшихъ признанія приговоренныхъ преступниковъ. На послѣднія Уемикъ особенно обратилъ мое вниманіе, такъ-какъ «все это одни враки, сэръ». Всѣ эти вещи были живописно размѣщены между фарфоровыми и стеклянными фигурками, разными бездѣлушками, работы самого хозяина, и палочками для чистки трубки, выточенными старикомъ. Рѣдкости эти были разложены въ комнатѣ, куда я былъ впущенъ при входѣ. Комната эта служила не только гостиною, но и кухнею, судя по кострюлѣ, стоявшей въ каминѣ, и украшенію надъ нимъ, скрывавшимъ крючокъ для висячаго вертела.

Прислуживала у нихъ опрятная, маленькая дѣвочка, которая ухаживала за старикомъ, пока Уемикъ былъ на службѣ. Когда она накрыла столъ для ужина, для нея былъ спущенъ подъемный мостъ, и она удалилась на ночь домой. Ужинъ былъ отличный. Я вообще остался очень доволенъ своимъ вечеромъ, хотя весь домишка и отдавалъ гнилымъ запахомъ и близкое сосѣдство свинюшника слишкомъ-неотвязчиво напоминало о себѣ. И въ моей маленькой спальнѣ, въ башенькѣ, гдѣ мнѣ приготовили постель, не было ничего непріятнаго, только потолокъ въ ней былъ такъ низокъ, что всю ночь мнѣ казалось, что шестикъ флага упирается мнѣ въ грудь.

Уемикъ всталъ рано утромъ, и я боюсь утверждать, но мнѣ кажется, что онъ самъ принялся чистить мои сапоги. Потомъ онъ пошелъ работать въ саду, и я замѣтилъ изъ своего готическаго окошечка, какъ онъ старался показать видъ, что старикъ ему помогаетъ, причемъ безпрестанно кивалъ головою. Завтракъ нашъ былъ такъ же вкусенъ, какъ и ужинъ наканунѣ; и ровнехонько въ половинѣ восьмого мы отправились въ Литль-Бритенъ. Уемикъ становился суше и холоднѣе, по мѣрѣ того, какъ мы приближались къ конторѣ. Наконецъ, когда мы дошли до мѣста назначенія, и онъ вынулъ ключъ изъ-за сины, онъ, казалось, забылъ свое помѣстье въ Уольворѳѣ, и замокъ, и подъемный мостъ, и бесѣдку, и фонтанъ, и своего старика, какъ-будто послѣднимъ выстрѣломъ своего орудія онъ все это разсѣялъ по воздуху.

XXVI

Какъ Уемикъ предсказалъ, мнѣ вскорѣ представился случай сравнить домашній бытъ моего опекуна съ житьемъ-бытьемъ его кассира и писца. Мистеръ Джаггерсъ мылъ себѣ руки своимъ душистымъ мыломъ, когда я, возвратившись изъ Уольворѳа, вошелъ въ контору. Онъ позвалъ меня въ свою комнату и сообщилъ мнѣ приглашеніе къ себѣ на обѣдъ, о чемъ Уемикъ уже успѣлъ меня предупредить.

— Завтра. И безъ всякихъ церемоній, въ сюртукахъ.

Я спросилъ его, куда намъ пріѣхать (до-сихъ-поръ я не зналъ, гдѣ онъ живетъ), но онъ отвѣчалъ уклончиво:

— Приходите сюда и я самъ вамъ покажу дорогу.

Должно-быть, онъ боялся, чтобъ просители не вздумали докучать ему въ его собственномъ домѣ. Здѣсь кстати замѣтить, что онъ имѣлъ обыкновеніе по уходѣ каждаго кліента мыть себѣ руки, какъ это дѣлаютъ хирурги или зубные врачи. У него съ этою цѣлью былъ устроенъ отдѣльный маленькій чуланчикъ, въ которомъ пахло его душистымъ мыломъ, какъ въ любомъ косметическомъ магазинѣ. На дверяхъ висѣло громадное полотенце. Когда, на другой день, въ шесть часовъ вечера, я явился къ нему съ своими пріятелями, онъ, должно-быть, былъ занятъ какимъ-нибудь важнымъ и очень-нечистымъ дѣломъ, потому-что на этотъ разъ мылъ не только руки, но и лицо и, сверхъ-того, полоскалъ ротъ. Даже этимъ онъ не удовольствовался, и прежде чѣмъ надѣть сюртукъ, схватилъ перочинный ножикъ и принялся чистить ногти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза