— Пойму? — хохотнула она, осторожно переложила сына и поднялась. — Эгоистичный ублюдок! Ты хоть понимаешь, что творишь? Понимаешь?! Этого нельзя делать!
Артур отвёл взгляд.
— Да. Но я не изменю своего решения.
Щёку обожгла тяжёлая пощёчина, и он изумлённо уставился на разъярённую Джуди, в глазах которой стояли самые настоящие слёзы.
— Ты не имеешь права так с ней поступать, — прошипела она и нервно провела дрожащей ладонью по лицу. — Никакого. Она умерла, Хант, и тебе придётся с этим смириться, как смирилась и я, потому что…
— Но я не могу! — сорвался Хант, и осёкся, когда послышался плач. Он молча проследил, как осторожно взяла сына на руки Джуди, а потом со всей силы зажмурился. — Я знаю, что преступил все законы. Что обманул сам себя. И я пытался сегодня отключить всю систему, но просто не смог. Я смотрел на…
— Ты что? — прервала его Джуди. Она повернулась к нему и, широко распахнув свои серые глаза, посмотрела так ошарашенно, что Артур отвёл взгляд. Это было невыносимо. — Ты хочешь сказать, что
ужесделал это? Что Флор… Что она… Господи, Артур! Она ужесуществует?— Да.
— И ты был готов… убить её? Снова? Вот так?!
Кажется, Джуди едва дышала, глотая целые слога у несказанных слов. А их было так много, потому что она хватала ртом воздух и всё крепче прижимала к себе сына, пока вдруг не опустилась устало на кровать. Она сидела, медленно покачиваясь из стороны в сторону с ребёнком на руках и смотрела в одну неведомую точку на голой стене. Наконец, сглотнув, Джуди проговорила:
— Я не буду спрашивать, как ты это сделал. И не хочу знать, кто тебе помогал. Просто объясни мне… зачем?
— А что мне ещё оставалось?
— Что оставалось?! Надеяться, Артур Хант! Ты должен был надеяться и сделать всё, чтобы такого больше ни с кем не случилось.
— Надеяться на что? — Артур усмехнулся, в два шага достиг Джуди и опустился перед ней на колени. Осторожно коснувшись светлого пушка на голове Тристана, он тихо пробормотал: — У тебя осталось хоть что-то, Джуд. Целая жизнь, на самом-то деле. А у меня ничего. Совсем. Только оглушительное одиночество и бесконечное сожаление.
— Даже боль не длится вечно. Она сгладится. Со временем. Потому что надежда…
— Надежда? Я убил мать, убил отца, и позволил умереть единственной женщине, что я любил. Так скажи мне, есть ли в моей жизни ещё надежда? — Он посмотрел в покрасневшие глаза Джуди и покачал головой. — Нет. Потому что её я тоже убил. Я не знаю, что делать…
Она ничего не ответила, отвела взгляд, а потом неожиданно поднялась.
— Пойдём. Я тебе кое-что покажу.