Большие неприятности

Выступление прошло вполне благополучно: ник­то не свалился в оркестровую яму; никто не забыл слов; все читали достаточно громко и бойко... Словом, мы произвели самое благоприятное впе­чатление и, очевидно, понравились руководству района. Сужу столь уверенно потому, что недели через две Веня снова призвал меня и, как в прошлый раз, отрубил:

 — В воскресенье, в шестнадцать тридцать, при­ветствуем. Штаны темные, рубашка белая, галстук глаженый...  Держи текст.

«Дорогой товарищ мастер, Александр Борисыч Савин, для меня такое счастье подвиг ваш: в тру­де прославить, пожелать по поручению и от имени ребят...» — дальше все шло, как в первый раз.

И опять все закончилось к всеобщему удоволь­ствию. Только Веня суетился еще пуще и покрики­вал на нас...

 — Наташа! Дай улыбку во взгляде!.. Абаза, громче и задушевнее... Фортунатов, что у тебя во рту? Выплюнь немедленно...

Снова нам хлопали долго и дружно. Опять я видел умиление на усталых, жестких лицах взрос­лых, как-то слишком прямо сидевших в своих плюшевых креслах. Все было, как в первый раз, только... и следа радости не возникло, никакого намека на возбуждение не появилось: отзвонил — и с колокольни долой!

Скорее всего я бы и не сумел объяснить тогда причину тревоги, сомнения, какого-то стыда, за­кравшихся в душу. Видать, раздвоение так просто не дается.

Но как бы оно ни было, когда Веня потребовал меня в третий раз и безо всяких вводных сунул листок с текстом: «Дорогой товарищ мастер, Федор Дмитрии Казаков...» — что-то замкнулось.

Я положил листок на кумачовую, в чернильных пятнах скатерть и покачал головой:

— Нет.

— То есть как — нет? — очень тихо, не столько с угрозой, сколько с удивлением спросил Веня, дер­гая косой ремень, изображавший портупею.

— Не буду.

— Разве ты не понимаешь... последствия... резо­нанс... И вообще, а что случилось?

Я повернулся и молча пошел из пионерской комнаты. И было мне не так страшно, как неловко; не за себя — вообще.

 — Подводишь коллектив! Пренебрегаешь дове­рием товарищей! Уклоняешься от участия в поли­тическом мероприятии! — долетело мне вслед.

Кажется, только тут я оценил серьезность угро­зы. И струхнул, не стану скрывать. И сразу обо­злился. Впрочем, и к лучшему — когда я злой, голова работает яснее.

— Уклоняюсь? — заорал я в полный голос. — От политики уклоняюсь?! Пошли в райком! Пошли, и пусть мне там скажут, «дорогой товарищ мастер», что за политику делают твои приветствия! Кому они нужны?! — Я орал довольно долго и, видя, что старания мои не напрасны, вдохновлялся все боль­ше, а Веня линял на глазах.