Большие пожары

Беренс был мрачен. На запросы из Москвы он не мог ответить ничего точного. Причины и цели пожаров оставались тайной. А Пожидаев, покачиваясь, мечтал. Он воображал на первой странице «Красного Златогорья» жирный заголовок: Тайна пожаров разоблачена!или лучше: Конец большим пожарам! Красный петух — прочь от Златогорья!или что-нибудь вроде.

А затем подробнейшая статья, разъясняющая все решительно: преступников, мнения общественных деятелей…

Тут Пожидаева бросило на Беренса, и только он успел стукнуться лбом о плечо приятеля, как машина накренилась на другой бок, — и Беренс навалился на редактора всей своей тяжестью. Это перед самым ЗУР'ом машина, рванув, взяла максимальную скорость.

— Стой! Куда? — крикнул было Беренс и замолк, чуть не откусив язык. Его так же, как и редактора, завертело на ухабах и колеях, толкало о стенки автомобиля, стукало, било.

Машина, дрожа, бешено мчалась, неизвестно куда. Машина (или шофер) сошла с ума. Проскочив мимо ЗУР'а, автомобиль вылетел за город, унося в пустынные поля двух ответственнейших работников Златогорска.

Тут было не до разговоров, не до размышлений. Редактора и предисполкома швыряло и било. Одна только мысль мелькнула у них:

— Измена! Выскочить!

Но выскочить при такой скорости — смерть. Да и как выскочить, как отворить дверцы каретки? Невозможно. Беренса и Пожидаева кидало из стороны в сторону, вверх, вниз, как в каюте во время шторма.

И вдруг автомобиль замедлил ход. Теперь легче выскочить. Но автомобиль уже остановился. Сильные руки выбросили Беренса и Пожидаева на землю. Редактор, оглушенный, растерянный, был сразу же опрокинут и связан. Беренс боролся. На него навалилось четверо, но он дрался яростно и упорно. Удар сзади в затылок сбил его с ног. На миг ясный солнечный день превратился для председателя исполкома в темную ночь. А когда он, связанный уже, открыл глаза, он увидел над собой человека в прорезиненном пальто. Холенное, с прямым носом, лицо этого человека было мучительно знакомым Беренсу. Где он видал эти колючие желтые глаза? Эту бородавку около левой ноздри? Шрам на мочке правого уха? Все это напоминало почему-то Беренсу запах конюшни. Конюшни? Значит, цирк? Почему цирк? Парад-алле? Где он видел это лицо?

Шофер предисполкома подошел к желтоглазому человеку. Это был тот шофер, которого месяц тому назад Беренс взял на службу, которого Беренс считал верным и честным парнем.

— Деньги на бочку! — сказал этот «честный» парень. — Гони червяки!

— Сейчас, — отвечал спокойно желтоглазый, вынул из кармана своего резинового пальто револьвер и быстро (шофер только мигнуть успел) выстрелил верному парню в лицо.

— Этот нам не нужен, — объяснил он. — Уберите его.

И обратился к Беренсу.

— Не беспокойтесь. С вами и с приятелем вашим мы так поступим только в крайнем случае.

* * *

Княгиня Абамелек-Лазарева приняла Фомичева охотно. Она усадила его на диван, сама села рядом и даже попыталась взять молотобойца за руку.

— Ах, я так люблю пролетариат! — восклицала княгиня, — ведь чистая случайность помешала мне быть лицом пролетарского происхождения, — и она вздохнула, — чистая случайность! Я так не люблю буржуазии. Буржуазия такая неприятная, капиталистическая, гнилая! Вы — председатель нашего исполкома? Не правда ли?

— Нет, — возразил Фомичев, — я златогорский рабочий. Комса.

Княгиня на миг нахмурилась. Потом снова лицо ее стало ласковым.

— И такой молодой, красивый рабочий! — воскликнула она. — Женщины вас, наверное, очень любят. Да, любая женщина с радостью отдалась бы вам! Любая!

При этом старуха так недвусмысленно подмигнула, что Фомичеву стало противно.

— Я пришел просить вас, — сказал он, — принять меня на службу сторожем, полотером — кем хотите. Жрать нечего.

Княгиня оглядела его с ног до головы.

— Нужно сначала испытать ваши способности! — многозначительно промолвила она. — Обязанности слуги в нашем доме очень сложны и утомительны. Хотите с сегодняшнего же дня?

И она ощупала бицепсы на правой руке молотобойца.

— С завтрашнего дня, — отвечал Фомичев (его чуть не стошнило от прикосновения руки княгини). — Бывайте здоровы!

И он быстро удалился, оттолкнув выскочившего навстречу барона Менгдена.

Фомичев дико хохотал всю дорогу до ближайшей пивной. Он воображал себя слугой княгини. Но он был доволен результатом своего визита. Он убедился, что сестра милосердия Брыкина, которую он выследил у сумасшедшего дома, действительно, княгиня Абамелек-Лазарева.

В пивной ему нужен был только телефон. Когда на другом конце провода отозвался Корт, Фомичев сообщил кратко:

— Предположение правильное. Она самая. А больной (он подозревал Куковерова)?

— Пришел в себя. Но очень слаб.

— Иду по условию, — отвечал Фомичев и повесил трубку.

В пивной было много народа. Поэтому, на всякий случай, Фомичев говорил с осторожностью, не называя фамилий.