Большие проблемы маленькой блондинки

Тут над их головами что-то скрежетнуло, тоненько звякнуло, и надломленный голос с легкой хрипотцой позвал:

— Кока, ну что ты там так долго, малыш?!

Лицо малыша пошло багровыми пятнами. Он дернулся, выругался не очень сдержанно и заорал, подняв подбородок вверх:

— Я же сказал тебе не вставать, Марго!

— Иди ко мне, Кока! — разбавив хрипотцу капризными нотками, настаивала Удобнова. — Мне скучно!

— Ага. — Тут Щукин вдруг обрадовался и попер, попер вперед, и тесня Жанну и почти подминая под себя Коку. — Вот мы ее и развлечем, если ты не против, Кока.

Разрешения у того уже и не спрашивали. Щукин сгреб бедного малого за шиворот, затащил в дом. Дождался, пока зайдет Жанна. Закрыл за ней дверь на три замка и два засова. Закрывал правой рукой, левой продолжая удерживать Коку за шиворот. Странно, но тот перед грубой щукинской силой вдруг затих, перестал брыкаться и даже посматривал на Стаса почти с обожанием. Тьфу ты, гадость какая, а не малый…

Так вот втроем: Щукин с Кокой впереди, а Жанна сзади прошли просторным светлым холлом до лестницы на второй этаж. Поднялись без лишних слов и пререканий и подошли к двери спальни.

— Иди вперед! — скомандовал Стас, отпустил Коку, отряхнул его, поправил воротник рубашки и чуть подтолкнул со словами: — Только не вздумай дурачиться с телефонами там или еще чего, шейку враз сломаю. Понял?

— Да понял я! Понял! — Малыш испуганно крутанул шеей, словно уже почувствовал на ней огромные щукинские пальцы. — Не стану я дергаться, пускай сама с вами, как хочет, разбирается. Она обожрется с раннего утра, а я тут ее посетителей отваживаю…

Мадам Удобнова и в самом деле была пьяна. Не до чертей, конечно, но изрядно.

Она сидела на кровати в шикарном кружевном пеньюаре, опираясь спиной на взбитые подушки. Было ее очень много. Много белого тела, выпирающего сквозь кружевные завязки. Много подбородка, свисающего почти на грудь. Много самой груди, на которой даже Кока сидел бы, как на стуле, чего уж говорить о ребенке. И лицо ее было очень большим, мясистым. И волос, что спадали шикарными локонами на огромные плечи, тоже казалось много.

— Ху из ит?! — Маргарита Павловна пьяно прищурила левый глаз, уставившись на вошедших. — Ты кого приволок мне, скотинка?

— Марго, жаждут, что я мог? — пробормотал Кока, правда, без особого подобострастия, и бочком так, бочком протиснулся к окошку поближе. — Говорят, дело до тебя. Частного характера!

— До завтра никак? — Удобнова капризно выпятила нижнюю губу, повела плечами, удобнее устраиваясь на подушках, и милостиво произнесла: — Ну, излагайте, коли пришли. А ты, Кока, плесни-ка мне коньячку.

— Может, хватит, а?! — Он быстро глянул на нее и тут же отвернулся, но Жанна уловила волну отвращения, которую мальчику не удалось скрыть. — С людьми хотя бы поговори, Марго!

— Ну хорошо, хорошо, малыш. Поговорю. — Она любовно оглядела его узкую спину с совсем крохотной попкой и погрозила пальцем: — У-у, противный! Накажу!

— Меня сейчас вырвет, — вдруг прошептал Щукин прямо на ухо Жанне. — И от пидора этого мокрохвостого, и от телки его. Точно вырвет, может, ты тут одна, а?!

— Нет уж! — свирепо зашипела она ему в ответ. — Давай вместе, вдруг силовые методы нужно будет применять, а одна я что…

Силовых методов не понадобилось. Мадам Удобнова оказалась на редкость словоохотливой дамой и минут тридцать с удовольствием рассказывала, какой сволочью был ее покойный муженек. Марго методично перечисляла все его прегрешения, загибала большие толстые пальцы с длинными пурпурными ногтями, размерами своими напоминающие лепестки пионов. Потом называла по именам всех желающих с ним разделаться, а под конец вдруг сказала:

— Только никто из них Степку не убивал, поверьте.

— Почему это? — встрял Щукин, который во время беседы пялился в толстый ковер под ногами, очевидно, борясь с приступом тошноты.

— Потому что! — хихикнула мадам Удобнова, колыхнувшись вместе с кроватью. — Кока! Налей немедленно, мерзавец, или уволю!.. Кто его боялся, кто не хотел руки об него марать, кому он был выгоден, кому просто необходим… Причин много, поверьте. Грохнули его не свои, это точно!

— А кто? — снова пристал Щукин, с отвращением посматривая на несчастного Коку, который суетился вокруг Маргариты Павловны с бутылкой коньяка, долькой лимона и кусочком сахара.

— А вам что за дело, кто его убил? Вы вообще кто? Я думала, что из газетенки какой-нибудь бульварной, меня тут донимали, да… А вы совершенно неприличные вопросы задаете, прямо как прокуратура. Кока, это кто?! Ты сказал, что визит частного характера, а они вопросы всякие задают!

— На даче вместе с вашим мужем погибла моя жена. — Щукин еле выговорил это, все так же буравя взглядом длинный ворс ручной работы. — Их сожгли, как поросят, понимаете?! Сначала опоили вином со снотворным, а потом сожгли, как свиней!!!

Маргарита Павловна мгновенно помрачнела. Будто огромная туча накрыла ее огромное чело, настолько оно стало хмурым. И даже рюмку коньяка не приняла из услужливых рук Коки. Тот, бедный, так и замер, полусогнувшись, с рюмкой в одной руке и куском сахара и лимонным ломтиком в другой.