Большие расстояния

«Что заставило? А почему вы решили, что его нужно было заставлять?» — хотелось резко спросить корреспондента, но он сдержался.

Командующий развернул телеграмму, которая предназначалась Кошелеву, и прочитал:

«Ваши предположения подтвердились. Экспедиция Дороховой открыла богатое месторождение, По праву первооткрывателей коллектив экспедиции решил присвоить одному из отрогов хребта имя Андрея Кошелева…»

— Андрей Кошелев всю свою жизнь мечтал о неведомых науке вершинах, а погиб, защищая эту высотку на чужой земле, — негромко сказал командующий. — Его именем назван один из хребтов в Якутии. Но разве эта опаленная огнем войны безымянная высотка по своему значению для судеб людей ниже тех заснеженных вершин? Я думаю, будет правильно, если эту высоту мы также назовем именем Кошелева… — И неожиданно зло крикнул корреспонденту: — Да снимите же шапку, черт, вас побери!..

…Крутой выщербленной стеной обрывается бурая пустыня в Каспий. Здесь, на самом краю пропасти, стоит белый маяк. В небольшом домике, прижавшемся к башне, коротает свой век смотритель маяка Илья Кошелев, бывший матрос с «Карла Либкнехта». Это высокий, сутуловатый старик с тяжелыми, всегда сдвинутыми седыми бровями, угрюмый, молчаливый. Четыре года назад он похоронил старуху и теперь живет один. Илье давно перевалило за шестьдесят, и начальство не раз предлагало ему уйти на пенсию. Но в таких случаях смотритель неизменно отвечал:

— Вот вернется Андрюша… Тогда и сам уйду. В Ленинград, слышь, обещал забрать…

Люди понимающе переглядывались, покачивали головами и оставляли старика в покое.

Молодых своих помощников Илья недолюбливал и не доверял им: шумливый, легкомысленный народ! Каждый вечер в точно назначенный час он сам зажигал фонарь и делал об этом пометку в журнале. Днем он брал подзорную трубу и поднимался на галерею маяка. Часами всматривался в слепящую даль моря: не покажется ли белый пароход?..

Словно белый лебедь, пароход выплывет из-за мыска, напоминающего голого верблюда, и, рассекая воду, пройдет мимо, к пристани. Но Илья успеет разглядеть людей на палубе. Среди них — сын Андрюшка: в городском костюме, в шляпе, молодой, красивый, такой, каким запомнился в последний приезд в родной дом. А потом покажется Андрей на тропинке, ведущей на маяк. Илья заковыляет ему навстречу. Сын расцелуется с ним и окажет ласково: «Заждался, батька?.. Все было недосуг. Теперь-то поедешь со мной…» А может быть, сокол пожалует с молодой женой. Да и внукам пора бы быть… Ради внуков стоит поехать в далекий город.

Внуки… Илье мерещилась уютная городская комната, виделся свет настольной лампы с зеленым абажуром. Внуки, кто у него на коленях, кто рядом, слушают нескончаемый рассказ деда «про жизнь», блестят их глазенки. Приходит жена Андрея, статная кудрявая молодуха, добрая, вежливая. Укладывает детей спать. Потом возвращается с работы Андрей. Вся семья в сборе. На сердце спокойствие… Вот так бы и угомонить свою старость…

Пароходы в этих местах показываются редко. Кого везти в эту глушь?.. Равнодушно проходят они мимо и скрываются в синем мареве. Значит, Андрей приедет на другом пароходе. Только бы не было шторма. В прошлом году одну посудину во время шторма выбросило на скалы. Люди, правда, спаслись. Когда беснуется море, Илья, укутавшись в брезентовый плащ, выстаивает на балконе по многу часов. Он сердится и на злые волны, и на тучи, задевающие краями воду.

Особенно он радуется солнышку. Андрей должен приехать в солнечный день. Это уж точно! Стоя на балконе, Илья как-то забывает, что с тех пор, как пришла последняя весточка от сына, минуло почти двадцать лет. В том письме Андрей сообщал, что воюет на фронте. И с тех пор о нем — ни слуху ни духу. Сына могли убить, раненого могли взять в плен. Да мало ли что случается на войне!

Но во все это не верилось. Такое могло случиться с кем угодно, только не с Андреем. Лет пятнадцать тому назад приходили из поселка, приносили бумагу с печатью. В бумаге было оказано, что Андрей Кошелев погиб смертью героя в Норвегии. Илья только рассмеялся. Потом рассвирепел. Его раздражало упорство этих людей, их старание отнять у него последнюю надежду. Они все будто сговорились доказать ему, что его единственный сын умер. Это была глупость, и разбушевавшийся не на шутку Илья выгнал вон с маяка непрошеных гостей.

— Вот приедет, заберет в Ленинград… — упрямо твердил он себе под нос. — Внуков, чай, нужно кому-то нянчить…

И невдомек было старому, что и статную кудрявую молодуху, и внуков он выдумал сам. Это была его вера. Он ждал, надеялся, что и на его улице будет праздник.