Большое чаепитие (СИ)

Оракул прошаркал к алтарю, сел за стол, взял в руки кулёк с кремом, примерился над стопкой коржей и закрыл глаза. Бородатый жрец, важный, как влюблённый петух, и круглый, как испуганный ёжик, только размером с хряка, поднёс чашку священного чая к губам оракула, тот отхлебнул и начал пророчествовать. Крем тонкой струйкой лился на корж, складывался в слова, а жрец читал и глубоким басом возвещал прихожанам. Попутно размахивал церемониальным чайником, который исходил паром и наполнял помещение ароматом цветочного чая.

- Инда накось я шиздец! - торжественно объявил жрец и сменил исписанный корж. - Обниматель брюквы посолонь, - следующий корж лёг поверх первого, формируя пророческий торт. - Истинно я реку в карма. Сёт и сунет в пыль меж кни. Ачит всю страну уста. Шесть тринадцать в два пе. Берите толстого болвана. Больше не теряйте.

Долго, с расстановкой читал жрец, коржи менял медленно, аккуратно. Иногда поил оракула из чашки и подливал в неё отвар из чайника. Паства - кто записывал, кто так старался запомнить. Тридуб морщил лоб и пытался сообразить, куда пристроить толстого болвана, а главное, где его взять. Почему-то вспоминался дедов огород с круглым соломенным чучелом. В воображении Тридуба чучело грозно хмурило соломенные брови и совало под нос сержанту документ с королевской печатью, о зачислении чучела взводным на полставки.

В задних рядах возникло движение, кто-то взвизгнул, забормотал неразборчиво. Там зашикали, пронеслось:

- Бесы, бесы выходят.

А высокий фальцет заголосил:

- Великий Торт не сам велик! Кто испёк его?! Кто разжёг огонь? Кто Шеф-повар?

Жрец отвлёкся, побагровел и рявкнул:

- Ересь!

- Шарлатан! Какадемон ты, а не какафарианец! - взвизгнул фальцет.

- Ах, ты! - взъярился жрец, замахнулся чайником и всей своей массой двинулся в толпу, грозя кого-нибудь задавить ненароком.

Оракул выводил кренделя на коржике, и некому было прочитать и сменить исписанное.

- Я тебе покажу какадемона! - гремел жрец.

Паства подалась в стороны, подальше от этого взбесившегося бородатого шара.

- Караул! - завопил фальцет.

Его обладатель бросился бежать. Нет бы к дверям, может и проскочил бы мимо сторожившего вход Дубреня, а так кинулся к банкетному столу. "Да это же Шпилька, - сообразил Тридуб, - местный юродивый". Тот, как умом тронулся лет десять назад, когда случайно священного чая перебрал, так с тех пор на каждое Большое чаепитие приходил и агитацию вёл о Шеф-поваре. На праздник обострение у Шпильки наступало, поэтому его накануне в гарнизонном остроге запирали, а он там бесился и требовал адвоката. Тридуб сам вчера и запер. Никак сбежал?

- Шпилька! Стоять, олух! - гаркнул Тридуб, надеясь остановить безобразие. Как старший по званию, он отвечал за порядок.

Эффект получился обратный. Шпилька истошно завопил, вскочил на праздничный стол, схватил блюдо с бутербродами, да поскользнулся на пирожном и грохнулся на спину. Бутерброды фонтаном разлетелись во все стороны. Тут до него жрец и добрался.

- Ага, - проревел он. - Великий Торт всё видит! Это он тебе под ногу эклер сунул! Н-на! - и с размаху горячим чайником Шпильку приложил.

Толпа одобрительно загудела, на шум отовсюду служки да поварята повыскакивали, про оракула совсем забыли, а тот всё пишет и пишет, уже третьим слоем ложится крем. Сразу видно - на волну настроился, движения уверенные, размашистые. Горка крема на корже накренилась, того и гляди рухнет - больно заковыристое пророчество попалось.

Чайник, как на грех, расплескался. Шпилька ошпарился, завизжал, а жрец захохотал, снял со лба прилипший бутерброд, в рот сунул, проглотил и запил из чайника, прямо из носика.

И вот тогда тишина наступила, даже Шпилька заткнулся.

Морда у жреца ещё больше покраснела, хотя краснеть уже вроде некуда было, глаза выпучились, и стал он свободной рукой по столу шарить. Нащупал печенье ореховое и давай шкрябать им по столешнице, буквы выводить. Получилось у него вот что: "Хвост в штанах здоровый бел". Тут печенье и кончилось. Жрец ещё постоял немного, глаза повыпучивал, да и повалился на спину. Поддержать его никто не решился - увечий страшились. Но хорошо, что жрец сам по себе такой массивный попался, так что он не упал, а скорее сменил точку опоры.

В наступившей тишине раздался голос Тридуба:

- Капрал Дурбень!

- Я! - подскочил капрал.

- Устранить последствия!

- Есть! - Дурбень развернулся и обыскал взглядом толпу - наверняка кто-нибудь из солдат сумел просочиться на церемонию. - Рядовой Жбан, рядовой Кроник, ко мне! Убрать безобразие!

Высокий, как сам Дурбень, с таким же лужёным горлом и желудком, Жбан светил своей лысой макушкой на весь храм. А вот похожего на грызуна Кроника даже Тридуб не заметил. Видимо, Дурбень просто чувствовал его присутствие.

Рядовые скорбно переглянулись, подошли к жрецу, поднатужились и покатили его в подсобку. Только в дверь он не пролез. Тогда решили спрятать его на кухне - туда двойные двери вели. Возле них топтались поварята, а главный повар их ругал:

- Лопухи косорукие! Кто вас звал сюда, какой дурень последним выходил?