Большое кино

Они покидали зал с хихиканьем, призванным замаскировать ужас, который он на них нагнал. Проводив их взглядом, Брендан скомкал и бросил на пол полученный от ассистента список имен.

— Видели этих девочек? — обратился он к Либерти, — Женщин, — поправила она. — Все они старше девятнадцати лет.

— Нет, это не женщины, — процедил Марш с презрением. — Это же дети! Они еще не жили.

— Разве героине фильма не шестнадцать лет?

— Я ни разу не встречал шестнадцатилетнюю девчонку, которая сумела бы сыграть свою сверстницу. — Марш ухмыльнулся. — Дездемона, Джульетта, жена короля Ричарда — все эти роли исполняют зрелые женщины.

Либерти присмотрелась к новой группе и убедилась, что в словах режиссера был резон: все до одной выглядели неестественно.

— Они не виноваты. — Марш задумчиво теребил ус. — Они напускают на себя такой вид, потому что думают, будто мы ждем именно этого.

— А чего вы на самом деле ждете? — поинтересовалась Либерти.

— Девочек, одетых под шлюх. Ладно бы мы требовали только внешности, но нам подавай и соответствующее поведение.

Неудивительно, что они не взрослеют.

Либерти хотелось узнать, почему в таком случае ему постоянно приписывают связь с девушками, годящимися ему в дочери, и если он говорит все это искренне, то как допустил, чтобы от него ушла Кит, но вместо этого она спросила:

— Монетт Новак была настоящей женщиной?

Марш подозрительно прищурился:

— Новак была ходячей проблемой, но уж никак не «настоящей женщиной». Если бы она осталась в живых, то из нее все равно ничего бы не вышло.

— Даже если бы она не стала известной актрисой, то могла бы открыть туристическое агентство, играть в летних постановках стареющих инженю, торговать наркотиками, что угодно — и все-таки жить! — Тут Либерти заметила, что Марш, не слушая ее, покачивается на складном кресле, засунув руки в карманы штанов.

— Она словно родилась для роли Лейси. Знаете, даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают точное время.

Либерти наслаждалась его хриплым баритоном и не могла удержаться, чтобы не польстить ему:

— Как приятно слышать настоящий актерский голос, от которого дрожат стены, а не эти тонюсенькие голосочки, — она наморщила нос, — которые несутся из телевизора!

Марш устремил на нее странный взгляд:

— А вы-то кто. Либерти Адамс? Не девушка и не женщина…

— Я журналистка. — Настало время действовать. — А Кит Рейсом? Она настоящая женщина?

От него можно было ожидать всего: и удара наотмашь, и объятий за упоминание дорогого имени.

— Кит Рейсом — одна из самых удивительных женщин, которых мне посчастливилось знать. Она — образец прямоты и чистоты. Она кормит чаек с подоконника, а ее дом тонет в диких розах. Она шутит, что только розы и удерживают дом на обрыве. Зато сзади у нее прекрасный сад. В этом вся Кит: она знает, когда и что не трогать, когда и что подрезать. — Он помолчал, подбирая слова. — Поверьте, она — находка для кинобизнеса. Именно своим умением причесывать лохматые места она пришлась здесь ко двору. Она взращивает в нас лучшее, создает рукотворные сокровища. В этом бизнесе полно хладнокровных людей, врагов подлинного искусства, поэтому видеть, что этим делом занялся настоящий человек, — редкое удовольствие. Это как бы реабилитирует всю профессию. Она честнее всех остальных — всех этих акул, вместе с которыми ей приходится описывать круги в мутной воде…

— Да, она честна и беззащитна.

Он помрачнел.

— То, что случилось, достойно сожаления. Мы должны добиться права на новую попытку. Все эти разговоры о страховой премии я считаю расхолаживающими, попросту вредными.

Не желая упускать возможность. Либерти сказала:

— Значит, вы возражаете против назначения на роль Верены Максвелл Александер? — Она затаила дыхание, ожидая ответа.

Брендан нахмурился:

— Что-то я вас не совсем понимаю…

— А иначе зачем весь этот просмотр?

— Да о чем вы?!

— О собеседовании. У меня создалось впечатление, что назначение состоялось вчера и роль уже отдана Верене Максвелл Александер…

Он прищурился, словно Либерти превратилась для него в гусеницу, выползшую из-под камня.

— С чего вы взяли?

— Мой источник очень надежен.

— Будь я… — Марш задрал голову, потом снова посмотрел на Либерти. — В таком случае я попросту должен с вами проститься, — заявил он грубо.

— Но, Брендан…

— Кажется, вы не расслышали? Я сказал «до свидания» и не собираюсь повторять. Или вы хотите, чтобы я вас выпроводил?

Это прозвучало настолько угрожающе, что Либерти, схватив блокнот, термос и обе чашки, кинулась к выходу, решив не дожидаться, пока бык подденет ее рогами.

Спеша к высаживающему пассажира такси, она гадала, почему три интервью за один день закончились неудачей. Ей хотелось побыстрее оказаться дома, чтобы разобраться с пленками и блокнотными записями, — возможно, это поможет ей решить, как быть с Кит и зеленой черепашкой, вернувшейся к ней в сумку…

Запихивая в набитый рюкзак учебник геометрии, она не обратила внимания, как на углу Парк-авеню и 85-й улицы к ней подрулил небесно-голубой лимузин — «паккард» 1957 года.