Большое кино

Большая Кит рано отправлялась к себе в мастерскую. Впрочем, Большая Кит была хитра: иногда она пила кофе дольше обычного. Завидя ее, мальчики переставали хорохориться и, подойдя к двери, прижимались носами и ладонями к сетке. Так произошло и в тот раз.

Маленькая Кит издала пронзительный крик — то был их условный сигнал. Вместо того чтобы зажать уши, Большая Кит медленно повернулась и уставилась на гостей своими черными безжалостными глазами.

— За мной пришли друзья, — сказала девочка. — Мне пора.

— Ладно, ступай. — Она шлепнула дочь по попке. — Знаю, ты предпочитаешь их общество моему, маленькая язычница.

— Спасибо, мама. — Кит обняла мать и показала мальчишкам, томящимся за сеткой, сложенное из пальцев колечко — американский знак «о'кей», который она подсмотрела у буровиков, недавно приехавших на Звар.

— Скажи им, что я не велела тебя трогать, — шепотом напутствовала ее Китсия.

— Мы же играем! Как играть в воде, если друг дружку не трогать? — Кит кинулась к сетке, мать последовала за ней.

Мальчишки, единственной одеждой которых были полосатые набедренные повязки, дружно расступились.

— С добрым утром, храбрецы, — произнесла Китсия.

— С добрым утром, миледи! — Демонстрируя хорошие манеры английских школьников, они затараторили, перебивая друг друга:

— Хэлло! Чудесная погода, не правда ли?

Китсия властным жестом заставила их умолкнуть:

— Присмотрите за ней.

Мальчишки ответили радостными улыбками. Несмотря на обучение в Великобритании, даже старшие — тринадцатилетний Ахмед и одиннадцатилетний Дхали — выглядели маленькими дикарями.

— Счастье, что у вас нет спортивных машин. Еще нет… — добавила Китсия мрачно и выпустила дочь на волю.

Все пятеро тут же забрались на лошадей. Кит устроилась за спиной у старшего, Ахмеда. Держась за него, она обхватила лошадиный круп голыми коленями и одновременно с ним ударила лошадь пятками. Всадники, размахивая руками и отчаянно визжа, помчались к широкому влажному пляжу, отражавшему солнце, как зеркало. В пятидесяти ярдах от берега торчали, словно вылезшие из воды чудовища, грозные скалы, облепленные водорослями.

Компания, спешившись, кинулась в воду и, ныряя, как стая заправских дельфинов, устремилась к самой большой из скал.

Любимой их игрой была «Волшебная лампа Аладдина». Кит была джинном, мальчики — матросами, потерпевшими кораблекрушение. Им полагалось найти лампу и вызвать джинна, который обещал исполнить три желания.

Ахмед и Дхали яростно соперничали друг с другом. Обычно первым ее находил Дхали, однако, несмотря на предсказуемость, игра всегда таила для игроков загадку. Дхали мог задерживать дыхание даже дольше, чем Кит, и долго плыл под водой вдоль корпуса затонувшего португальского парохода, внутри которого она любила прятаться. Вытянув Кит из люка, он в целости и сохранности доставлял ее, обнимая за талию, на камни, а потом в Волшебный грот.

Чтобы попасть в грот, приходилось сначала погрузиться на двадцать футов, после чего они выныривали в Загадочной пещере. Это было осуществимо только в отлив: в прилив даже у Дхали не хватало дыхания. Оказавшись с Кит в гроте, Дхали смущался и долго не мог сказать три желания. Тем временем в грот поспевал Ахмед. Он набрасывался на младшего брата и тузил до тех пор, пока тот не отказывался от джинна в его пользу.

Правила гласили, что, не исполнив трех желаний. Кит не имеет права дотрагиваться до земли, а может касаться только своего повелителя. Обычно она обхватывала Ахмеда за пояс, но однажды ее рука случайно скользнула ниже. Она уже видела у матери в мастерской обнаженных натурщиков и знала подробности мужской анатомии, но все равно была потрясена. На следующий день он схватил ее руку и не выпускал, пока она не догадалась погладить содержимое его набедренной повязки — рыбешку, угодившую в сеть.

— Каро-лайн… — Мать всегда произносила это имя нараспев, блаженно жмурясь.

Каролайн приехала на месяц, а осталась на шесть — дольше, чем остальные. Это была высокая стройная женщина с карими глазами, светло-рыжими волосами и рыжими бровями, протянувшимися до самых висков. Кит втайне прозвала ее Шивой, вспомнив картинку в книге об индийском искусстве.

«Шива» носила рубашки с открытым воротом, галифе и черные сапоги. Кит не то чтобы не любила «Шиву», просто ей не нравилось, как ведет себя в ее присутствии мать, — при ней Китсия становилась уклончивой, называла Кит не «дочка», а «дорогая» или просто «ты».

Теперь Китсия не торопилась по утрам в мастерскую, и они с «Шивой» вечно над чем-то посмеивались вдвоем. Полеживая в прохладной гостиной на ковровых ложах, почти соприкасаясь ногами, они курили черные сигареты. Иногда они желали поделиться с Кит причиной своего веселья, но она отшатывалась, почуяв запах, который всегда исходил от седобородых курильщиков гашиша на арабском «суке». Ей не нравилось находиться в их обществе, еще меньше нравилась их манера вышучивать ее друзей. Однажды она не выдержала и потребовала у «Шивы» объяснений.