Большое кочевье

Июнь выдался солнечным. Лишь иногда по утрам с моря наползал густой туман. Он медленно окутывал тундру, и тогда и бугры, и озера, и кусты, и даже трава — все увеличивалось и расплывалось до неузнаваемых очертаний, и нельзя было понять, вечер сейчас или утро, где юг и где север. Но пастухи уверенно ориентировались в тундре, быстро находили стадо, подгоняли его к табору. Взвивались мауты, захлестывая телячьи шеи. Пастухи клеймили телят. Чтобы не сбиться со счета, Аханя кусочек телячьего уха клал в большой кожаный кисет. Двести кусочков уже лежали в кисете.

В этот день кастрировали последних четырех мулханов.

— Все, ребята, план выполнили, четыреста корбов кастрировали! — сказал Фока Степанович, вытаскивая из чемоданчика документы, в которых он фиксировал количество прооперированных корбов, число заклейменных телят и килограммы съеденного пастухами оленьего мяса.

После ужина Николка бросил в костер пропитанную нерпичьим жиром бумагу. Бумага мгновенно вспыхнула, но Улита тотчас же выхватила ее и прихлопнула полотенцем, сердито вскричав:

— Зачем так делаешь? Олени пропадать будут!

Николка недоуменно посмотрел на пастухов: в уме ли Улита?

Усмехаясь, Хабаров объяснил:

— Нельзя жечь нерпичий жир на костре, если рядом бродит только что кастрированный олень. — Хабаров указал глазами на Аханю. — Старики доказывают, что от запаха горящего жира может погибнуть такой олень…

— Чего ты, паря, смеешься? — убежденно и даже с обидой в голосе перебил Хабарова Фока Степанович. — Однажды у нас сразу четырнадцать кастратов сдохло. Нечаянно вылили жир на костер, вонь пошла, оттого и сдохли они. Старики говорят то же самое — нельзя нерпичий жир жечь на костре…

Хабаров покачал головой, но спорить не стал. Вечером, укладываясь спать, он тихо сказал Николке:

— Кастрировали летом в самую жару, без дезинфекции, кругом мухи, гнус… Вот олени и сдохли от заражения крови. А теперь на жир все сваливают.

Первого июля в устье реки Собачьей пришел наконец-то долгожданный катер.

Высокий русоволосый моторист в черной кожаной куртке, поздоровавшись со всеми за руку, бесцеремонно вошел в чум, выбрал место поближе к столику и попросил мяса. Пастухи чинно расселись вокруг гостя, коротко задавали ему вопросы, но он и без вопросов говорил непрерывно и возбужденно и, прежде чем Улита поставила перед ним блюдо с мясом, успел рассказать половину поселковых новостей.

— Так ты, Михаил, один, что ли, к нам приехал? — спросил Фока Степанович.

— Нет, председателя сельского Совета привез к вам.

— Где же ты его потерял?

— Сзади идет, почту вам несет. По кочкам-то уже отвык ходить, вот и отстал…

Залаяли собаки.

— Вот, кстати, и он подошел. Давай-ка, Улита, еще мяска подваливай.

Невысокий камчадал с умными черными глазами, хитровато улыбаясь, сняв шляпу, театрально поклонился костру:

— Здравствуй, священный огонь! Здравствуйте, оленные люди! — И, вытерев ладонью мокрые волосы, пожаловался: — Ну и магистраль тут у вас, все ноги о кочки вывернул.

— А сколько всех ног-то у тебя, Иван Павлович? — шутливо спросил Фока Степанович, приподнимаясь навстречу гостю.

— Две всего, Фока Степанович, к сожалению. Ну, здравствуйте, труженики тайги и тундры! Оленей еще не всех съели? Михаил, наверное, последнего доедает? — И он протянул руку Фоке Степановичу, энергично потряс ее. — А это и есть наш новый пастух? — посмотрел он на Николку. — Ну, здравствуй, здравствуй, молодое племя.

Николка сухо ответил на приветствие гостя, вяло пожал его узкую, холодную ладонь.

На следующий день пастухи, выбрав два углами сходящихся друг к другу озера, перегородили это место невысоким забором из стланиковых веток. В центре забора оставили узкий метровый проход-калитку, получился естественный загон — кораль, в который тотчас же и загнали стадо. Олени, если бы вздумали, могли легко смять ограду из ветвей, и, чтобы не допустить этого, пастухи принялись успокаивающе-монотонно посвистывать. Вскоре стадо успокоилось и легло, лишь телята продолжали бродить, звонко аукая.

Аханя тихонько вошел в стадо с четырьмя пойманными ранее ездовиками. Пройдя сквозь стадо, он провел ездовых через калитку и метрах в пятидесяти привязал их к кусту стланика. После этого, далеко обойдя лежащее стадо, к забору, с тыльной стороны его, тихонько подошли Фока Степанович, Михаил, Иван Павлович и Аханя. Спрятавшись в разных местах за забором, люди притихли, ожидая, когда поднимется стадо. Пастухи, караулившие стадо, не беспокоили его. Оленей сейчас никоим образом нельзя пугать, а напирать на них — тем более: сомнут изгородь или полезут в узкий проход-калитку так, что считать не успеешь.