Большое кольцо

Вот и сидел теперь, ожидая новых указаний. Поскольку было приказано молчать себе в тряпочку, чтоб еще большего отрицательного резонанса не нанести службе. Сидел и ждал, кто там должен подъехать, чтобы все объяснить путем. И стыд, и срам на твою лысую голову, майор…

Много чего он передумал, готовясь к худшему, поскольку тон генерала не давал повода для двусмысленного толкования. Майор хотел было сам еще раз вернуться к тому запутанному случаю, когда, судя по протоколу задержания, отличились двое его сотрудников — Иванов и Петров. Правда, когда приезжал для расследования инцидента следователь из московской прокуратуры, эти двое категорически отказались от своего участия в задержании. И никакой протокол, говорят, не составляли, и задержанного в глаза не видели. Что ж это, фикция, что ли? Но следователь тогда просто отмахнулся, объяснил их отказ тем, что, они, вероятно, просто боятся связываться с сыном крупного деятеля из Генеральной прокуратуры. можно, в общем, понять, тем более что все остальное подтвердилось — в смысле алкоголь-то в организме присутствовал. И наверняка буянил — дагестанец ведь. А им там дай только повод, сразу за кинжал хватаются…

И все равно чувствовал, что называется, нутром майор Новохатко: темная тут история.

Приехавший к нему с утра старший теперь следователь уже из Генеральной прокуратуры показал удостоверение, и майор понял, почему трясло его собственного начальника. Ну конечно, когда генералы уже расследуют! Все, казалось бы, понимая, Новохатко недоумевал, зачем Фролову понадобились характеристики на Сафиева и Мутенкова? Какое они-то имеют к делу отношение? Но приказано молчать, вот он и молчит. А «важняк» из Генеральной сразу с них и начал разговор…

Александр Борисович, прибывший в Новокосино, в штаб отдельного батальона ДПС, в сопровождении Агеева и Голованова, видел растерянность командира и то, что он, в свою очередь, до сих пор ни черта не понимал. Жульничает или в самом деле не понимает? С виду мужик вроде симпатичный даже жаль будет, если окажется таким же подонком, как его «отдельные» подчиненные.

Уже само предположение о том, что находящиеся в отпусках молодые сержанты могли быть задействованы в каких-то криминальных разборках — и это тоже увидел Турецкий, — приводило командира в неподдельное отчаяние. Можно подумать, что он раньше ни с чем подобным не сталкивался! Играет наверняка, думал Александр Борисович, за собственную задницу боится. Сколько ему лет? Наверное, под сорок уже, а до сих пор в майорах бегает. Надо бы заглянуть потом в его личное дело… Но это просто к слову, как говорится… Хотя в принципе именно из таких вот мелких, казалось бы, фактиков, частностей и выстраивается в конечном счете понятная, все объясняющая картина.

И Турецкий, не желая становиться невольным соучастником дурного спектакля, если таковой сейчас разыгрывался перед ним, выложил на стол несколько фотографий, где были запечатлены сержанты в своих действиях на дороге. А на одном из снимков были отчетливо видны их офицерские звездочки. Да, факт налицо!

На закономерный вопрос, где они в настоящее время могут находиться, майор неуверенно развел руками. Снимок с «капитаном» Сафиевым его явно подкосил. Потом Новохатко взял себя в руки, сосредоточился, снова стал отцом-командиром и, нахмурившись, доложил Турецкому, что готов немедленно проехать по адресам их проживания лично. Александр Борисович понимал, что в этой акции может таиться опасность, что сержанты, узнав о приезде нового следователя, и теперь уже по их душу, просто смоются куда-нибудь, пока история сама по себе не забудется. Или же, предупрежденные заранее, станут врать и изворачиваться, сочиняя фантастические истории с новыми привидениями. И он предложил проехать вместе, в его машине. А во второй, на всякий непредвиденный случай, их будут сопровождать его помощники.

Вот и поехали. Сперва на Вешняковскую улицу, где находилось общежитие, принадлежащее милицейскому ведомству. Скорее всего, отец-командир был здесь в последний раз, если вообще бывал, в те счастливые свои дни, когда получил на собственный погон первую звездочку. Но он, честно глядя Турецкому в глаза, заявил со всей ответственностью, что посещает сей объект, поскольку жильем его назвать язык не поворачивался, довольно часто. Надо же, мол, знать, каковы бытовые условия его подчиненных. Соврал, конечно, потому что бытом то, что они увидели, мог назвать разве что смертельно обозленный на весь род людской вообще и милицию в частности закоренелый человеконенавистник, мизантроп, выражаясь по-интеллигентному.

Семья хорошего человека Вити Мутенкова, с ударением на букву «о», в котором уже сильно сомневался Новохатко, проживала в угловой комнате двухэтажного строения. Оно по всем божеским, да, впрочем, и исполкомовским, законам должно было считаться предназначенным к немедленному сносу ну минимум два десятка лет назад. Но ведь стояло. Хотя, скорее всего, уже давно официально ни по каким документах не проходило. Не было его на бумаге.