Большое кольцо

— Исключительно в целях установления справедливости! — возразил Грязнов. — Так вот, пока ты… Мы в свою очередь изо всех сил помогали тебе не потерять лицо перед вышестоящими товарищами. И если в тебе сохранилась хоть капля мужской чести, ты должен это подтвердить. И сказать большое спасибо седьмому отделу, а не морщить нос, как будто ты один… твою мать, а остальные не люди.

Мягко так, с улыбочкой.

— Да, — сказал Турецкий, — прав был классик — торг здесь неуместен. Мой поклон бойцам автомобильного фронта. А где… — он перевернул фотографию и кивнул, прочитав на обороте фамилию: — Извини… И когда ж они только успели?

— А пока тут некоторые окучивали таганскую братву, мои орлы ночей, понимаешь ли, не спали, все старались… И кстати, по некоторым, теперь уже полностью достоверным данным, твой тот случай был нетипичным. Мне ответственно доложили, что таганские ребятки сами практически организацией подстав на дорогах не занимаются — для этого у них имеется всякая шелупонь, которая предпочитает и машины свои не бить, и гонорары не заламывать. Так, максимум четыреста — пятьсот долларов. Это именно те суммы, с которыми навороченному ездоку и расставаться особо ненакладно. Поэтому подобные операции и не фиксируются, как правило, и не получают крупного общественного резонанса. Можно считать, что твой случай — это, скорее, исключение из правила. И он уже кое-кого насторожил. Так я думаю.

— И откуда ж, позволь полюбопытствовать, у тебя эти сведения?

— Есть источники… — почему-то оглянувшись, сказал Грязнов негромко. Поиграл густыми своими рыжими бровями и в том же тоне добавил: — Старые, понимаешь, контакты.

Этот его своеобразный мимический спектакль определенно тянул на секретность. Турецкий, во всяком случае, понял, что большего он здесь, в кабинете, из Вячеслава не вытянет. И в то же время, как ему показалось, тот готов был сообщить еще что-то — но в другой обстановке. Значит, что? Перефразируя известный тезис о том, что если, водка мешает работе, надо бросить работу, он, как бы размышляя вслух, произнес:

— Ну что ж, если, как говорится, обстановка мешает делу, надо сменить обстановку, верно?

Грязнов лишь подмигнул в ответ.

2

Через пятнадцать минут Турецкий припарковал свою «десятку» возле ресторана «Узбекистан», буквально в двух шагах от Петровки — на Неглинной.

А когда они выходили из управления, он, словно между прочим, спросил Вячеслава, обедал ли тот. Грязнов посмотрел сперва на друга, потом на собственные часы и удивленно пожал плечами. Но промолчал, давая Турецкому возможность для любых предположений.

— Считаешь, еще рано? — не понял Александр Борисович.

— Ну почему же рано, если угощаешь ты? — снова удивился генерал милиции, но теперь уже явно имея в виду иное. — Разве я вообще когда-нибудь и в чем-нибудь отказывал, если ты очень настаивал?

О том, что он предполагал просто перейти через улицу в сад «Эрмитаж» и принять там, в ресторанчике, по соточке, Вячеслав также благоразумно промолчал. Зачем же останавливать человека, если у того вдруг рождаются вовсе не глупые идеи? Так они и оказались в «Узбекистане», где для них всегда имелся уютный уголок. Точнее, маленький кабинетик, которым распоряжался сам хозяин Рустам Алиевич, а в его отсутствие — мэтр Ашурали Ибрагимович и где можно было разговаривать без всякой боязни быть услышанным. И сколько же хороших, но, главное, полезных минут провели они здесь! А какая кухня! Какой замечательный старый коньяк, поставленный на выдержку еще при советской власти!

Отдали должное острым закускам, на которые превосходно лег традиционный коньяк «Москва» двенадцатилетней выдержки, ненавязчиво и мягко напомнивший в разгар ледяной зимы об опьяняющих душу ароматах летних цветов. Вячеслав Иванович невольно размечтался о той поре, когда сможет наконец усесться на ранней зорьке с удочкой, наблюдать медленно подымающийся над сонной водой влажный туман и дышать, дышать полной грудью, поеживаясь от предутренней прохлады… Это видение было настолько зримо, что он даже пропустил мимо внимания какой-то заданный ему Турецким вопрос. Оторвал невидящий взгляд от собственной тарелки и уставился на Александра, тот смотрел удивленно.

— Ну чего? — спросил, жалея об исчезнувшей картинке.

— А чего ты повторяешь мой вопрос? — улыбнулся Турецкий. — Ты, как тот хохол, задумавси?

— Какой хохол? — нахмурился Грязнов, ничего не понимая.

— Тот, что врезался однажды лбом в мой багажник. Ехал на велосипеде с мешком картошки за плечами, башку свою опустил, ну и врезался. И вся картошка его рассыпалась по шоссе. А я и стоял-то на обочине. Я его спрашиваю: ты чего, мужик? Совсем, что ли? А он отвечает: та задумавси… И фингал на лбу растирает. Мне ему даже расхотелось дать в глаз. Слушай, я тебя зачем пою и кормлю? Чтоб ты мечтал тут или о деле думал?

— А-а… Ну да, ты рассказывал, помню… Надоело все, Саня! — с легким таким отчаянием в голосе сказал Вячеслав. — Уйтить бы… как писал один…

— Ага, и не прийтить, — закончил Александр, — тоже читали. Шиш тебе, начальник. Давай-ка лучше колись.