Большое небо

Она порылась в сумке и добыла оттуда бумажку. Послание было не столь лаконично, однако мысль излагалась вполне доступно. «Ни о чем не говори с полицией. Если поговоришь – пожалеешь».

Судья-то, конечно, уже умер, как и многие из магического круга. Королевский рыцарь Гав-Планкетт еще дрыгался – недавно вот руиной возник на ТВ. А член палаты общин, ныне пэр, который любил… нет, не вспоминай даже, что он любил, – этот взобрался на самую верхушку и неистовствует насчет брекзита. «Зовите меня Ник, – говорил он. – Ценитель Баб Ник. Ха-ха». Всякий раз, видя его по телику, Кристал содрогалась. («Давай не будем смотреть новости, Гарри, там вечно все плохо».) У этого остались всевозможные связи со всевозможными людьми. Людьми, о чьем существовании и не подозреваешь, пока они не начнут тебе угрожать.

Кристал вырвалась в пятнадцать. Кармоди выдал ей денег горстью – грязные купюры «с лошадок»: он был пассивным компаньоном у букмекеров на ипподроме, с отмытыми деньгами Кристал знакома давным-давно. Было грязное, стало чистое – история ее жизни.

– Катись отсюда, – сказал Мик, когда она запихивала деньги в сумку.

Ты теперь слишком старая, сказал он. Ну, она поехала на вокзал, села в поезд и укатила. Проще простого, оказывается. Разворачиваешься и уходишь. Кристина бежит.

Она умоляла Фи поехать с ней, но Фи предпочла остаться – она к тому времени уже апатично подсела на наркоту. Надо было Кристал выволочь ее из этого трейлера, из этой жизни, хоть бы Фи и отбивалась. Теперь-то уже поздно.

Кристал сняла комнату в одной там квартире, и нельзя сказать, что жизнь ее переменилась в мгновение ока, точно в сказках или в «Красотке»[111], и надо было выживать, и без грязи не обошлось, но она все-таки выжила. Извольте. Новое имя, новая жизнь. И она все это никому не отдаст.

Они пили (слабый) чай и курили без остановки.

– Так ты замужем? – спросила Фи, глубоко затягиваясь. Она оживилась – может, закинулась чем-то, пока заваривала чай. – Старая замужняя дама, – рассмеялась Фи: картинка ее забавляла.

– Да, замужем. «Миссис Холройд», – сказала Кристал, руками изобразила заячьи ушки и засмеялась: ей вдруг представилось, что это абсурд – как она может быть вот этой женщиной, Кристал Холройд, когда подлинный ее удел сидит сейчас напротив и ерзает, хочет пойти на улицу и заработать на следующую дозу?

– М-да? – переспросила Фи. – Томми тебе не родня?

– Томми? – эхом откликнулась Кристал. В голове затрепыхались крохотные флажки аварийной сигнализации.

– Томми Холройд. На Тони и Мика работал, в те еще времена. А, нет, погоди, это, по-моему, когда ты уже уехала. Ты была до Томми. Он потом неплохо поднялся – это у него «Грузоперевозки Холройда».

– «Грузоперевозки», – снова эхом откликнулась Кристал.

– Ага. – Фи презрительно фыркнула. – Можно, конечно, и так назвать. Только не говори, что вышла за этого? За него, да? Ну точно. Ох блядь, Тин.

Как-то раз Кристал в живот заехал один мужик – здоровый мужик, искал себе боксерскую грушу, а нашел Кристал (ну, Тину – тогда она была Тина). Больно – словами не передать. Дыхание пресеклось в буквальном смысле, и она валялась на земле, свернувшись фасолькой, и гадала, вдохнут легкие еще хоть раз или ей настал конец. Но никакого сравнения с тем, что с ней произошло вот в эту самую минуту. Куда ни посмотришь, ее мир рушится.

Выяснилось, что Фи знакома с Томми гораздо дольше, чем Кристал. И знает о нем гораздо больше. И о Томми, и о его подельниках.

– Ты правда не в курсах, чем он занимается? Ты же вроде была умная.

– Очевидно, это прошло, – ответила Кристал. – Я поставлю чайник, ладно? И ты мне расскажешь все, чего я не знаю.

С прошлым ведь какая штука – бежишь от него далеко-далеко, быстро-быстро, а оно всегда прямо за спиной и норовит цапнуть за пятки.

– Блядь, блядь, блядь, – сказала Кристал, когда чайник заверещал свистком.

Она отдала Фи пятьдесят фунтов – все, что было в кошельке, – и Фи сказала:

– А часы?

Тогда Кристал отдала ей и «картье» – которые с гравировкой «От Томми с любовью».

В театре «Чертоги» Кристал прежде не бывала. Дешевая копия какого-то более пышного заведения. Величественная лестница, зеркала, но краска лупится, а клетчатый ковер протерся. Из кафе в фойе тянуло затхлостью несвежего кофе. Уже развесили афиши рождественского представления. «Золушка». Из грязи в князи. Наоборот-то никто не хочет, верно? Тони Бассани водил Тину и Фи на рождественскую елку, как детей малых. Каковыми они и были. «Питер Пэн». Капитана Крюка играл какой-то мужик из телика. Алан Забыла Фамилию. А теперь его вообще никто не помнит. Тони купил им одну на двоих коробку шоколадных конфет «Черная магия», и когда показывали текст, они подпевали всем песням. Чудесный был вечер, они обе прекрасно его провели, а потом Тони сопроводил их за кулисы и познакомил с Капитаном Крюком. «Подарочек тебе на Рождество, Эл, – сказал Тони, оставляя их в гримерной. – В знак благодарности – прекрасный выдался сезон».