Большое Сердце

Мы уже бросились туда, но нас остановил крик. Двое часовых, осуществлявших обход, показались из-за угла ближней к нам башни и заметили нас. Один из них, казалось, замешкался и застыл на месте: явно из тех, кого Марк подкупил, чтобы они ничего не видели и не слышали. Но его приятель (потом я узнал, что он в последний момент подменил заболевшего солдата) не был посвящен в нашу тайну. Он вынул свой меч и двинулся к нам. Я дернул Марка за рукав и пустился бежать. Мы могли бы легко ускользнуть от погони. Но важным условием нашего плана было, чтобы нас хватились как можно позже. Именно поэтому мы назначили побег на утро, чтобы к вечеру оказаться как можно дальше от замка. Если не обезвредить этого часового, он переполошит всех, и те, кто вошел в заговор, будучи подкуплен нами, будут вынуждены поднять тревогу, как только о факте нашего бегства будет им доложено.

Марк тотчас все сообразил. Он развернулся и направился к охраннику.

– Слышишь, приятель, – сказал он, подходя к нему.

Тот держался настороже. Он уже видел меня на прогулке и теперь узнал. Однако дружеский тон Марка сбил его с толку. Он опустил меч, но на его физиономии по-прежнему было написано недоверие.

– Куда это вы направились? Это ведь узник?

Марк был уже совсем рядом. Несмотря на угрожающий поворот дела, лицо расплылось в широкой улыбке. Часовой подпустил его ближе, будто собирался выслушать приятеля. Выхватив кинжал, Марк ударил его в живот. Часовой не ожидал этого. Однако почти сразу же до него дошло, что лезвие не проткнуло тело. Под туникой на нем была кольчуга, не пропустившая острие. Он вновь поднял меч и, хотя на таком близком расстоянии ему было трудно развернуться, ранил Марка в плечо. Марк отреагировал великолепно, чем навсегда заслужил мою благодарность. Повернувшись к другому часовому, он крикнул:

– Если ты его не убьешь, он донесет королю, что мы всех вас подкупили!

На миг оба солдата застыли в оцепенении. Марк попытался воспользоваться этим, чтобы бежать, но увы! Придя в себя, часовой нанес ему удар тяжелым мечом по голове. Из раны хлынула кровь, Марк рухнул замертво. Секундой позже, еще до того как убийца успел повернуться, его тугодум-напарник, до которого наконец дошло предупреждение Марка, схватил часового за шею и одним движением перерезал ему горло. Отпуская тело, напарник знаком велел мне скрыться. Я не знал, что позже он избавился от обоих трупов, бросив их в ров. Никто не хватился Марка. Что касается исчезновения часового, то это сочли дезертирством. Он был тот еще проходимец, член разбойничьей шайки, в войну грабившей крестьян, и закоренелый убийца. Поэтому никого не удивило, что он убежал куда-то искать счастья.

Я стремительно помчался вниз по крутой улочке. Дважды повернув направо и один раз налево, я добрался до трактира, где нас поджидала кухарка, подружка Марка – раскрасневшаяся дебелая девка, на лице которой отпечатались следы лишений и тяжелой работы. При виде меня она приподнялась на цыпочки, выглядывая, не идет ли за мной Марк. Она перевела взгляд на меня, я, не в силах вымолвить ни слова, помотал головой. Она сдержала свой порыв, вернувшись к привычным занятиям, но я уверен, что, оставшись одна, она потом долго плакала. Таков уж был Марк. Каждая его пассия знала, что он не способен хранить верность, точнее, что он верен ей здесь и сейчас, в данный отрезок времени, но едва за ним закроется дверь, все будет кончено. И все же он возбуждал к себе искреннюю и глубокую привязанность, по силе сравнимую с любовью, хоть и не заслуживающую этого имени.

Кухарка дала мне теплую одежду и довела до конюшни, где стояли две лошади. Она отвела взгляд от той, что предназначалась Марку. Седельные сумки были набиты едой, рядом приторочено туго скатанное одеяло. Я вскочил в седло. Она распахнула ворота. Я выехал, дотронувшись на прощание до ее руки. Мы посмотрели друг на друга, в наших взглядах была печаль, смешанная с благодарностью и надеждой. Я пришпорил коня и рысью поскакал прочь из города.

Мы с Марком так тщательно повторяли все детали плана, что его отсутствие не помешало успеху побега. И все же я болезненно переживал эту потерю. Именно Марк в последние месяцы полностью занимал мои мысли. Мы вместе мечтали о бегстве и продумывали план этой авантюры. Я с огромным трудом вновь погрузился в одиночество.

В октябре в Пуату уже довольно холодно. Порывы северного ветра пронизывали живую изгородь, окаймлявшую поля. Я следовал намеченным маршрутом, по пути навстречу попадались обозы и всадники, которые приветствовали меня, не подозревая, что обращаются к беглому преступнику. Свежий воздух, бледно-голубое небо, которое после полудня начало проясняться, вид деревень и возделанных полей, тучные стада, повозки, нагруженные товарами, – все это отвлекло меня от печальных воспоминаний о побеге.