Я не знал ни причины, по которой меня призвали, ни кто именно меня примет. Во мне теплилась надежда, что это будет король, и я получил тому подтверждение, когда посланцы Карла препоручили меня богато разодетому телохранителю. На этот раз не было никаких темных коридоров и потайных дверей. Я шел по широким лестницам, где сновал народ, через приемные, где отдавалось эхо громких бесед. Наконец меня ввели в просторную залу, по размерам уступавшую той, в Бурже. Две ярко горевшие люстры рассеивали предвечерний сумрак, отбрасывая блики на доспехи. В толпе, наводнившей приемную, были военные, рыцари в коттах и с саблей на боку. Я заметил группу прелатов, их лиловые и пурпурные головные уборы образовывали пышный букет. Кружево стихарей, изящно подбитые мехом рукава, муаровый шелк шляп – глаза разбегались при виде роскоши, не поддержанной, однако, стройностью композиции, которая позволила бы свести впечатления в единое целое. Это был блистательный и безудержный беспорядок. Между тем в этом хаосе явно крылась некая закономерность, внятная опытным придворным, поскольку мое появление не осталось незамеченным. Хотя я продумал, во что мне одеться, чтобы не выделяться из толпы, большинство присутствующих тотчас заметили появление незнакомца. Когда я проходил мимо, разговоры стихали, а когда в сопровождении охраны я двинулся вглубь залы, любопытные, скорее даже враждебные взгляды сверлили мне спину. Чем дальше мы продвигались, тем плотнее смыкались группы людей, с неохотой пропускавших нас. Наконец мы с трудом пробились сквозь последний ряд и оказались в узком, почти безлюдном кругу на возвышении. На этом помосте стояло деревянное кресло с высокой жесткой спинкой, покрытой резьбой, изображавшей цветы лилии. В кресле, скрючившись, сидел король. Неудобство его позы подчеркивали ноги, скрещенные под странным углом к телу, и скособоченные влево плечи, отчего он устало подпирал голову рукой. Это был совсем не тот человек, которого я видел в Бурже. Безмолвный, с полуприкрытыми глазами, поглощенный борьбой с нервным тиком, искажавшим его лицо, он был воплощением страдания и слабости. Накануне до меня успели дойти слухи о его героизме во время взятия Монтеро. Этот слух распустили в городе, чтобы вызвать восхищение народа. Но передо мной предстала совсем иная картина. Король больше, чем когда-либо, уповал на слабость. Собрав вокруг себя всех тех, кто в тот или иной момент как-то повлиял на его правление, король выглядел так, будто эта грозная компания его осадила. Они словно взяли его в заложники. Во всяком случае, он не без удовольствия заставлял их в это поверить.
Я легкомысленно решил, что король обратится ко мне. Приветствовав его подобающим образом, я воззрился на него в ожидании, когда он заговорит. Некий господин, чьего имени я не знал, поставив ногу на помост и поклонившись королю, спросил меня:
– Вы и есть Жак Кёр?
– Да, монсеньор.
– Король вызвал вас, чтобы вы сопровождали его в Париж. Завтра мы тронемся в путь.
Я почтительно поклонился в знак того, что повинуюсь желаниям короля. На лицах окружающих застыло надменное выражение. Назвавшись, я тем самым открыл свой статус буржуа и торговца, и знатные особы отплатили мне соответствующим моему званию презрением.
– Король желает, чтобы сразу же по прибытии в Париж вы занялись чеканкой монеты.
Я не преминул бросить взгляд на короля. Он ответил заговорщическим взглядом, но тотчас принял прежний отсутствующий и хмурый вид. Этот миг был столь кратким, что вряд ли кто, кроме меня, это заметил.
Мой собеседник повернулся к стоявшим рядом придворным и заговорил с ними. Мое время истекло. Поклонившись королю, я в сопровождении охраны направился к выходу.
Покинув дворец, я сразу навел справки, как отправить деловые письма в Монпелье и Лион, где должен был находиться Жан. Нужно было как можно скорее оценить, какие последствия возымеет мое новое назначение. Я также просил своих компаньонов прислать деньги, чтобы я мог обустроиться в соответствии с новым положением. С собой у меня было достаточно средств, чтобы купить коня и нанять двух слуг. Я вернулся в дом, где мы ночевали, чтобы начать действовать, и мой неожиданный приход вспугнул стайку хорошеньких женщин. Меня взволновал их запах.