Большое сердце

Усы Зудов сбрил. Но установить с ним нормальные взаимоотношения, какие должны быть между командиром и подчиненным, не удалось. Впрочем, если говорить откровенно, Зудов с самого начала был мне не симпатичен.

Впервые я о Зудове услышал полгода назад. Рассказывали, что он сидел на гауптвахте, когда батарея Никифорова выезжала на учения. Через несколько дней, встретившись с сослуживцами, Зудов не упустил возможности покрасоваться. «Ползали? — спросил он с ухмылкой. — Пузом грязь шлифовали? А я отдыхал». Многие возмутились, но нашлись и такие солдаты, которые одобрительно восприняли эту издевку.

Допустить повторения чего-либо подобного я не хотел.

Желая предотвратить возможное дурное влияние Зудова на первогодков, заранее поговорил об этом со старшиной и сержантами. А те рассказали о нем солдатам. Зудов сразу же почувствовал недоброжелательность по отношению к себе со стороны коллектива и догадался, от кого исходит инициатива. При встрече со мной он, торопливо козырнув, старался быстрее пройти мимо. Приказания выполнял, но нетрудно было заметить, что каждое мое слово рождало у него внутренний протест.

Первые два дня я не придавал этому какого-либо значения. «Подумаешь, принц какой. Неужели он рассчитывал, что и таких, как он, у нас принимают с распростертыми объятиями? Нет, братец, такого не было и не будет…» Честное слово, не лежало у меня к нему сердце. И если бы командир полка отменил свое решение, с радостью передал бы Зудова кому угодно…

Сегодня весь день провели на стрельбище. Возвращались с песнями. Результаты стрельбы у всех были неплохими, и настроение поэтому бодрое. Зудов тоже выполнил упражнение. Признаться, я был приятно удивлен этим. Но тут же сказал себе: «Должен же был Зудов хоть чему-нибудь научиться за время службы».

Вечерело. Заснеженная дорога вела в гору. Осталось миновать вершину, а там до нашего городка рукой подать. Посмотрел на часы. Времени было еще мало, и я решил дать вводную. Громко, так, чтобы все слышали, крикнул:

— «Противник» справа! Батарея к бою!

Командиры взводов быстро отдали приказы.

Строй мгновенно рассыпался. Воины то ползком, то короткими перебежками стали приближаться к опушке чернеющего справа леса.

Отделению разведчиков сержанта Подгорного я сам поставил задачу: зайти в тыл «противника», отрезать пути отхода!

Солдаты побежали, пригибаясь, вдоль дороги в гору, потом резко свернули вправо, маскируясь за редколесьем. Я обратил внимание, что Зудов бежал как-то неестественно, — подпрыгивая и прихрамывая. «Бегать даже не может, как все нормальные люди», — подумал я. А после ужина узнал истинную причину. Оказывается, Зудов, идя еще на стрельбище, натер ногу. Но не сказал никому ни слова. Только вечером снял сапог и размотал сбившуюся портянку. Большая водянистая мозоль на пятке лопнула, и кожа краснела, как от ожога. Пришлось старшине доставать нашу аптечку.

«Странный человек, — размышлял я о Зудове. — Мог бы еще на стрельбище перемотать портянку, наконец, мог сказать о мозоли после стрельб… Но смолчал… Вытерпел…»

Что-то теплое шевельнулось в душе по отношению к Зудову. Я подумал о том, что и он вполне может стать отличным солдатом… Маловато только я знаю его. Анкетные данные, нелестные характеристики — вот и все, пожалуй.

1 марта.

Попробовал поговорить с Зудовым, расспросить подробнее о его житье-бытье до армии. Юрий сидел напротив меня, глядел куда-то в сторону и отвечал односложно, словно его тяготил разговор и хотелось поскорее уйти.

…— Значит, отец ваш погиб на фронте?

— Да.

— Мать работает?

— Да.

— Кем?

— Геолог.

— Часто в разъездах?

— Часто…

Разговор явно не клеился. Я узнавал не более того, что было в бумагах.

— А во время войны где вы жили? Ведь ваш город был оккупирован?

— В Алма-Ате.

— Объясните мне, Зудов, почему вы не закончили семилетку и поступили работать… — я глянул на листок, лежавший передо мной, — учеником в артель по ремонту электроприборов? Тяжелое материальное положение вас заставило?

— Нет.

— Что же?

— Запустил занятия.

— Почему?

— Долго рассказывать.

Зудов прерывисто вздохнул.

— А вы расскажите… Нас никто не торопит. — И тут же, отвлекаясь от основной темы, спросил участливо: — Может быть, у вас нога побаливает?

— Нет. Уже лучше.

— Ну, тогда все в порядке. Можно спокойно беседовать… Так почему пришлось оставить школу?

— Несколько месяцев дома не был. Хотел к старшему брату в Горький съездить, на Волгу, а попал в Новосибирск… Вот и запустил учебу… Остался на второй год в седьмом. Показалось скучно… Пошел в артель…

— А мать как посмотрела на это?

— А что ей… У нее своя семья.

Я помолчал. Зудов истолковал это по-своему.

— Разрешите идти, товарищ капитан? Мне автомат чистить надо.

Чуть приоткрывшись, он снова старался уйти в себя, обрезать какие бы то ни было «ниточки» между командиром и собой, за исключением чисто служебных. Было очевидно, что дальнейший разговор ни к чему не приведет. Я разрешил Зудову идти, оставшись один, попытался представить его короткую, но как видно, уже достаточно путанную жизнь.