Большое сердце

От долгой ходьбы он устал, но Теплый ключ уже рядом, его хорошо видно с сопки. Кузьмичев останавливается и смотрит в бинокль. Ручей, начинаясь у подножия скалы, извивается среди камней и бежит к морю. Но ни в устье ручья, ни на плесе уток не видно.

«Ничего, — успокаивает себя Кузьмичев, — прилетят!»

Он спускается с сопки и подходит к плесу — обычному месту кормежки уток. Вырыв в снегу яму, затаивается в ней. Проходит час, другой, а уток нет. Мерзнут в резиновых сапогах ноги, хотя на них шерстяные носки и теплые байковые портянки. Зябнут в варежках руки. Тело пробирает озноб.

«Наверно, не прилетят, — вздыхает старший лейтенант, — зря сижу».

Немного подождав, он вылезает из укрытия, стряхивает с маскировочного халата и шинели снег и, раздумывая, стоит у плеса.

Скоро полдень, а до следующего ручья далеко.

«Домой», — решает Кузьмичев.

2

Усиливался ветер, крепчал мороз. Кузьмичев шел не спеша, сердитый из-за неудавшейся охоты.

Но вот в зарослях березняка мелькнула рыжей шубой лиса. Старший лейтенант приседает, прячась за камень, и следит за зверьком, но тот спокойной трусцой бежит мимо. А стрелять нельзя — мешают кусты.

«Может, повернет на меня?» — мелькает у охотника обнадеживающая мысль. Но нет, лиса уходит дальше. Идет следом за ней и Кузьмичев. Вот лиса, обойдя сопку, спустилась в распадок, потом мелькнула среди запорошенных снегом зубчатых обломков скал, прошла, оглядываясь, редким березняком, поднялась на увал, с минуту постояла, как бы раздумывая, куда идти, и скрылась в зарослях карликового кедрача.

«Сейчас к бухте повернет, — думает старший лейтенант, — впереди и слева скалы, там ей делать нечего — нет корма. Надо успеть перехватить ее!»

И он спешит наперерез.

Продираясь через перепутанный кедрач, Кузьмичев внезапно останавливается. Он смотрит на полузанесенные снегом следы от резиновых сапог, и в его глазах отражается недоумение.

«Странно, — думает он, приседая и изучая след, — недавно кто-то прошел. Но кто? Дежурный по части говорил, что на охоту я отправился первый, значит, наших здесь не должно быть. Если б и собрался кто, так капитан сказал бы, что я в этом районе, и сюда бы не направились».

Старший лейтенант сравнивает найденный след со своим. Сапоги одинаковые.

«Человек моего роста, — приходит он к заключению, — но тяжелее меня — его след немного глубже. А из наших охотников никто не носит такие маленькие сапоги.

Кузьмичев внимательно осматривает местность в бинокль, но никого не обнаруживает и решает по следу незнакомца спустится в бухту. След идет с побережья среди россыпи каменных глыб, через заросли кедрача, спускается в распадок, местами уже занесенный поземкой, подходит к маленькому ручейку и пропадает в нем.

«Ого! — закрадывается в сознание старшего лейтенанта подозрение. — Охотник прячет свои следы. От кого же?»

Кузьмичев тщательно застегивает белый маскировочный халат, опускает капюшон и, пригибаясь, берегом ручейка идет к морю. Нигде больше не находит он следов, только в устье, на берегу океана, среди огромных камней виднеется на песке полусмытая морской волной бороздка.

«Шлюпка была. Утром, — размышляет старший лейтенант, — это бороздка от киля осталась. Да-а-а, из-за моря «охотник» приплыл… Хитрый… Но и мы не лыком шиты!»

Решение приходит мгновенно: эту «лису» упускать нельзя!

Кузьмичев вытаскивает из кармана шинели широкий бинт, имеющийся у него всегда на всякий случай, обматывает им для маскировки свои сапоги и идет по ручейку вверх.

Следы ведут через остров, «охотник» явно избегал открытых мест.

«Не первый раз он в этих местах, знает остров, — думает старший лейтенант, — к старым японским дотам направился».

И вдруг шагах в тридцати пяти среди камней что-то зашевелилось. Старший лейтенант мгновенно припадает к снегу и одновременно подает вперед двуствольное ружье, заряженное картечью. Пуль у него с собой нет.

Отчаянно стучит сердце. Щеки Кузьмичева загораются румянцем, слезятся глаза — это остервенелые порывы ветра пригоршнями бросают в его лицо поземку. Стрелять старший лейтенант не спешит.

«Нужно доставить «охотника» в часть живым, — приказывает себе Кузьмичев, — стрелять в крайнем случае!» — и он, приминая локтями снег, по-пластунски ползет к камням.

Приблизившись к ним на десяток метров, старший лейтенант быстро вскакивает и, вскидывая ружье, ищет взором врага, собираясь крикнуть: «Руки вверх!» — но… врага нет, а перед ним — оцепеневшая от неожиданности черно-бурая лиса.

— Чтоб ты провалилась, окаянная! — шепчет с досадой Кузьмичев, вздыхая и опуская ружье, и с сожалением смотрит на уходящую к Охотскому морю роскошную добычу.

Потом старший лейтенант переводит взгляд на изрытый снег, где мышковала лиса, на ружье, и только теперь думает о риске, на какой пошел. Но что делать?

«Пойти в часть за подмогой нельзя: следы «охотника» может совсем занести снегом, да и не успеешь — вечер близко, — рассуждает он. — Идти с охотничьим ружьем против хорошо вооруженного врага?.. Опасно, но выхода нет… Что ж, придется брать его хитростью».