Большое сердце

— Дурного ничего… Я так теперь думаю, что он по первому приказу в Тагил не приехал… Этот рудник и до сих пор как живой… Так я его и вижу… Мать болеть часто стала — так я отцу туда обедать носила… Низко-низко под землю, словно в колодезь… Шахта глубокая… Поперёк досточки, а от досточки к досточке лесенки такие… гнилые, мокрые, скользкие. Ещё вверху, сажени две от земли, кое-какой свет меледится… Ну, а ниже — хоть глаз выколи… Бывало, одной рукой держишься за перекладинку — а перекладинка склизкая, в другой — обед… Той схватишься — обед пропал, эта чуть-чуть цепляется… Ногами ищешь, ищешь перекладинки пониже, а сердце — тук-тук-тук… так и колотится… По стенкам колодезя вода сочится… Пониже ручей, который в горе — прорывается сквозь камень и в лицо брызжет. Не видно в темноте никуда… До досточки опустишься — отдыхаешь, стоя. Шевельнуться нельзя… потому досточка узенькая, мокрая, поскользнуться — и костей не собрать… Ощупью другую лесенку найдёшь… Так, бывало, тридцать две лесенки — а вниз сойдём — хоть выжми, и внизу, под ногами — вода… Потому грунт мокрый, сырой, ручьёв много бежит… По всему-то колодцу направо, налево — норки в горе выбиты. Руду в них скалывают… Бывало, молишься, молишься… Я так-то и научилась молиться!.. А прежде мало молилась… И знаете, — личико сестры совсем побледнело, только глаза стали ярче и больше, — раз даже чудо случилось… Я так до сих пор верю, что это чудо, и завсегда, как молюсь — Богородицу благодарю за него… На отца нашло… Он как запивал, так и бил нас… Это в запойное время и было… А только мы против него зла не имели: помнили прежнюю ласку. Бывало, нам не столь больно, сколь горько. Думаешь, до чего ему, бедному, тяжко, если уж он на нас руки подымает… Так вот в такое самое время, спускаюсь я по лесенкам и чувствую себя совсем слабой: всю ночь стирали с мамой на жену управляющего — затомились. Утром отдыху не было — в огород гряды полоть позвали… Так словно перекладинки-то из-под рук сами и уходят… Добралась я до середины и совсем тошно стало: голова-то закружилась, к горлу подступило — ноги во все стороны… Глазом бы ещё моргнуть — и вниз… Только и слов моих было: "Богородица, милая!", — известно, дитё ещё, что в голову, то и на язык… И тут что-то точно снизу подхватило меня, ознобом по телу прошло… Рука окрепла, ноги твёрдо-твёрдо стали на перекладинки… Глаза-то у меня зажмурены были — открыла, так и примерещилось… Темно кругом, а передо мной словно из свету одного — Богоматерь, и лик такой у неё благостный, и сияние кругом. А на руках — как на иконах пишут — младенчик… Опять я зажмурилась от страху, а потом как взглянула, — ничего уже не было… Только в глаза водой брызгало со стены… Ручей тут просочился… Так вот, видите ли… какое со мной чудо было… Потому я и верю… Есть такие, что не верят… Это, я думаю, не от ожесточения, а оттого, что с ними таких чудес не случалось. А тут всего и слов моих, что "Богородица, милая!" — да и то не помню, сказалось или подумалось… Сползёшь, бывало, вниз — отца по шахтам ищешь. Где лампочка, такая маленькая, масляная… туда и идёшь… Огоньки тебе со всех сторон мигают: это где руду складывают… А вдали-то нет-нет и грохнет… точно пушки теперь с того берегу… это камень порохом рвали… Ходишь на огоньки и спрашиваешь, где отец — и все меня ласково встречали… Странное дело!..

И сестра Васильева понурилась и точно задумалась над чем-то.

— Что странно?..

— Да мысль мне пришла такая… У меня много таких мыслей бывает, как думать стану… Отчего это наверху, на земле, люди к детям не так добры как внизу, под землёй?.. Бывало, тех же работников встретишь на улице — глазом на тебя не поведёт, а внизу, в шахте, всяк норовить тебя по головке погладить, приголубить… "Подь сюда, — зовёт, — постой — погляди-тко, каково мы тут работаем!.." Я думаю, детям и на корабле хорошо, если далеко в море уйдут и долго берега не видят?.. А?..

И не дожидаясь моего ответа, сестра Васильева вдруг заторопилась.

— Вам не скучно?.. Вы скажите, это не обидно… Может быть, вы сами слушаете, а про себя думаете: "Вот глупая-то!.." Я разболталась тут, а вы, потому что добры, сидите и как будто вам интересно!..

Я её успокоил. Немного погодя, Васильева опять заговорила.