Большое шоу в Бололенде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года

Болезнь Ленина, на которую он жаловался в многочисленных письмах в течение этого периода, должно быть, обострила его нервозность, усугубив как чувство личной уязвимости, так и путаницу в его сознании относительно того, чем именно занималась АРА в Риге. «Необходимы деликатные маневры», — сказал он Политбюро. «Ряд мер, особенно строгих. Гувер и Браун — наглые батончики». Что касается работников гуманитарной помощи, «Мы должны установить сверхстрогие условия: за малейшее вмешательство во внутренние дела — высылка и арест».

Пока Ленин с больной головой лихорадочно перебирал варианты, ему пришло в голову, что, возможно, есть способ свести количество агентов Гувера в России к минимуму и при этом пользоваться преимуществами американской кухни. 13 августа Ленин и Каменев поручили Литвинову предложить Брауну, чтобы советское правительство внесло АРА гарантийный депозит — сделанный в Нью-Йорке золотом — в размере 120 процентов от стоимости месячного запаса продовольствия, в обмен на который АРА полностью передаст распределение своего продовольствия в руки Советов. Американские работники по оказанию помощи будут иметь право на инспекцию и контроль, осуществляемые совместно с советскими правительственными чиновниками. Литвинов сделал такое предложение Брауну, но он, должно быть, знал, что оно будет немедленно отклонено.

Результатом этого и других признаков неуверенности в Кремле стало то, что Браун удвоил свои усилия, чтобы продемонстрировать, что АРА не намеревалась вмешиваться в советскую политику. Он показал Литвинову телеграмму от Гувера, датированную 9 августа, в которой говорилось, что любой американец, который займется политикой в России, будет немедленно отозван из миссии.

Суть в том, что Гувер играл совершенно откровенно. Мысль о том, что его сотрудники по оказанию помощи сами должны пытаться влиять на российскую политику, была для него неприемлема. Гувер действительно намеревался использовать продовольствие в качестве оружия в России, но не так грубо, как представляли его враги в Москве и критики дома. Его план состоял в том, чтобы достичь политических целей в России не под видом помощи голодающим, как они подозревали, а скорее с помощью этого. Гувер верил, что, если бы он только смог утолить голод русских, они образумились бы и восстановили физические силы, чтобы сбросить своих большевистских угнетателей. Пример энергии и эффективности АРА сам по себе послужил бы дальнейшей дискредитации «глупой» советской системы в глазах людей и послужил бы катализатором неизбежного процесса политического оздоровления. Все, что нужно было Гуверу, — это развернуть свою операцию внутри страны, цель, которая теперь была так мучительно близка.

Тем не менее, к 17 августа рижские переговоры угрожали сорваться, поскольку Литвинов и особенно Браун совещались по телеграфу со своими соответствующими начальниками в поисках пространства для маневра. У сторон не было четких сроков, но пока они вели переговоры, миллионам россиян грозила голодная смерть. Растущему давлению с требованием скорейшего урегулирования способствовала суета за пределами зала переговоров. Представители иностранных правительств и благотворительных организаций были рядом, чтобы следить за развитием событий, в то время как репортеры из Америки и со всей Европы прибыли в город, чтобы осветить это необычное дипломатическое мероприятие, некоторые надеялись стать одними из первых корреспондентов, которые отправятся в Россию и расскажут правдивую историю о голодоморе.

Команда АРА чувствовала себя явно более неуютно в центре внимания. По мере распространения слухов о патовой ситуации Литвинов смог задействовать свой потрясающий талант в том, что позже назовут spin control. Он использовал прессу, чтобы набрать очки против Брауна и подготовить почву на случай, если переговоры провалятся. Как он уже неоднократно заявлял американским участникам переговоров, Литвинов сказал журналистам, что стороны страдают от «отсутствия доверия с одной стороны и подозрительности с другой». Брауну он объяснил, что это означало недоверие АРА к советскому правительству и подозрительность большевиков к АРА, но теперь он сказал прессе: «Если вы примените мое замечание к любой из сторон, вы не будете неправы».

Поскольку исход был в подвешенном состоянии, Литвинов, казалось, преуспевал, хотя его позерство не принесло ему поддержки со всех сторон. Корреспондент «Манчестер Гардиан» охарактеризовал свое отношение как «смотрящий в зубы дареному коню, жалующийся на остроту его зубов и предполагающий, что у него неуравновешенный характер».